Мария Буркова - Наши победят. Иначе не бывает

– Ты это что такое говоришь, брателла? – продолжил он мурчать с прежней интонацией, любуясь взволнованным рыцарем из прошлого. – Это, стало быть, если я кончусь, у тебя не будет куда восстановиться рухнуть? Не, я польщён доверием, но зачем так-то делать было? – сейчас важно было всерьёз не расстроиться, иначе на лице вместо благодушия может промелькнуть некая искра – а гнева Сашки даже в намёках напарник не выносил, у него начинались резкие болевые прострелы от этого. – Семь миллиардов человеков на планете и мне дублёра не нашлось?

Генри стрельнул голубой искрой из-под резких стрелок бровей:

– В нынешнем времени – да, и в будущем не вижу, потому хочу забрать тебя к себе туда.

Сашка порадовался, что излучать радушие ему уже не надо стараться – сейчас он напоминал себе залитого до краёв довольством щенка… или сытого волчонка, вполне возможно.

– Порадовал, Генри, – промурчал он как можно более ровно и весело подмигнул, нужно было замаскировать этот грозивший прорваться обвал ликования – дисциплина офицера, куда ж деваться. – Надеюсь оправдать доверие. Жди, я постараюсь побыстрее…

Он знал, как сейчас выглядит сам в сознании напарника – как чуток постаревший лохматый ландскнехт, переодетый в нечто серое, где даже талию было сложно угадать, и только глаза едва видать среди маскировочных полос на лице, для этого нужно было смотреть в упор. Стало быть, часть затопившей его радости дошла до собеседника, раз он перестал излучать словно раненый где-то ниже левого плеча – а надо признать, эта пульсация пространства всегда отдавалась каким-то ярким наслаждением. Но есть чужую боль Сашка считал позорным – а попытки себя этим подкормить таким образом всегда блокировал сразу же.

Повернулся и шагнул в сторону – это выглядело как нырок в открывшийся люк или дверь, в человеческом сознании такой процесс всё равно отражался в привычных уму декорациях. За пределами их энергетического кокона было заметно прохладно, везде царил серый туман, вызывавший ощущение стылой тоски при первом же взгляде на него. Тишины почти не было – фонил какой-то шуршащий шорох, то напоминавший звон в ушах перед грозой летом, то уходящие в инфрадиапазон «вздохи» пространства, то общий гул эфира, когда там невозможно нашарить нужную частоту. Но сейчас было не до оценок этой части реальности в восприятии человека – стояла задача очень техническая, нырнуть вниз и чётко попасть к источнику похожего на их с напарником эмоций, только эмоций, когда им край как плохо в той или иной ситуации…

«Пойми, старик, ты безразличен ей давно,

Пойми, старик, она прощалась не с тобой,

Пойми, старик, ей абсолютно все равно,

Что шум приемника, что утренний прибой».

Какая у меня толковая память, сообразил вдруг Сашка, неторопливо планируя среди клубов не то тумана, не то дыма без запаха… Ещё раз пропев про себя чужие строчки, он почуял, что падает верно – туда, где он нужен сейчас безошибочно. Наконец ноги стукнулись в некое подобие тверди – всё, вывози, родимые, теперь придётся затопить посторонние мысли текстом тропаря Кресту, и теперь точно счёт пошёл – на связки минут, а подсчитывать их придётся повтором фраз, ибо здесь само понятие времени утрачено.

Зацикленный, словно лента старого магнитофона на реверсе, тропарь взялся начитываться внутри сам по себе – этому Сашка научился сам ещё в училище перед полётами – и ушёл к позвоночнику однотонным звоном струны, почти неслышным ему самому. Всего три шага вперёд среди клубящейся сырости и серости – и колено упёрлось во что-то твёрдое. Пришлось достать из нагрудного кармана дешёвую газовую зажигалку и чиркнуть ею – хотя глупо было бы ожидать реального горения пламени здесь (а почему?), но ведь сами предметы здесь были из голимой энергии, и зажигалка исключением не была.

Она вспыхнула, как такая же на земле посреди ночи – и её света вполне хватило, чтоб обозреть то, что интересовало сейчас гостя преисподней.

Это было нечто вроде цельной тахты с балками для креплений рук узника, чьё распластанное тело лежало себе неподвижно, не прикрытое ничем вовсе на поверхности скорее из салатного цвета пластика, примерно так её интендифицировали глаза. Действительно, кавалерист – комплекция что надо, тем проще будет после восстановить. Интенсивность очертаний тела была разная – так, руки выглядели менее насыщенно, чем остальное тело, и на месте сердца была столь же ослабленно видимая рваная фигура размером с хороший взлом груди. Расчленёнка как способ убийства, понял Сашка – и не хватает как раз того, что хуже видно. Значит, курс был взят верно, промелькнула ещё одна мысль, пока он оценивал шрам на шее – такие бывают только при отсечении головы, но явно с головой-то нынче порядок везде, хотя здесь веки плотно сомкнуты. А вот с руками придётся повозиться, с грустью подумал гость, рассматривая вязь крепления на запястье пленника – вполне возможно, что десантный нож его здесь просто не возьмёт, а как распутывать, было совершенно непонятно, слишком много напластовано было каких-то тросов и скоб.

– Асурья нама те лока, андхена тамасавртах! – с чувством ругнулся Сашка, перебирая пальцами адские аксессуары, и не находя способа развязать это лихое создание инженерной мысли. – Тамс те претьябхигачханти, йе ке чатмахаио джанах! – да что за разница, что появился гнев, на данный момент мы ничем особо не отличаемся от докшита, логично? А докшит может позволять себе эмоции и даже сильные…

Против всякого ожидания, тросы вдруг рассыпались на груды звеньев – и руку узника больше ничего не держало… кроме Сашкиной ладони. И рука не ощущалась холодной вовсе, она была здесь такой же, как своя собственная. До чего же больно тут лежать тогда, учитывая какой холод вокруг, сообразил Сашка. Да ещё больше полутора веков… Посветил зажигалкой на второе крепление, оставшееся целым. Так. Если ругательство в виде мантры подействовало, значит, та рука, что сейчас свободна, лежит где-то в буддистском монастыре или храме – в Китае их полно. Но если вторую эта… особа женского пола высушила и припрятала у себя, то… пробуем…

– Оммм таре тутаре тууре сохха! – прошипел русский офицер почти с ненавистью. – Сдохнешь, стерва, встречу – изувечу!

Крепление неспешно обернулось гостью песка и просыпалось куда-то вниз, прочь с глаз. Теперь зажигалка была уже и не нужна, можно было вполне снова убрать в карман – глаза уже привыкли чётко вычленять объект внимания из серости вокруг, видимо, подействовало то, что отпускать кисть пленника гость и не собирался. К нему пришла вдруг дельная мысль – неплохо бы одеть подопечного. И вот из дацана как раз и зачерпнём, плевать, где он находится на поверхности планеты…