Мария Буркова - Наши победят. Иначе не бывает

– Не раздражай меня такими заявлениями! – он убавила громкость, но злоба в голосе появилась уже нешуточная. – Зачем ты сказал мне это сейчас?

– Но это правда, – растерянно пожал плечами Сашка. – Разве я виноват, что оно было так?

– А тебе не приходит в голову, что даже будь оно так, в этом был смысл?! – кокетливо тряхнув копной волос, ещё тише поинтересовалась вдруг девушка, и чуть придвинулась, приоткрыв губы. – И какое лично тебе дело до этого сейчас? Может, твоя бабка всё наврала.

Но собеседник отшатнулся, как от открытого огня на пожаре.

– Чего? – севшим голосом пробормотал он. – Ты всерьёз это мне говоришь? Зачем?

Рука девушки уже очутилась на талии и явно торопилась забраться под куртку…

– Я не советую тебе говорить об этом вообще, – томный голос обволакивал, как густой мёд, но откуда-то из неведомой дали вдруг потянул запах гари. – Это не добавит тебе положительных черт и на сегодняшний день не имеет никакого значения. Так что пей и не болтай ерунды сегодня, хорошо?

Окончательно припечатать себя поцелуем Сашка не позволил и резко вырвался, отступив на шаг к ступеням.

– Ты вообще хорошо поняла, что сказала сейчас? – тяжело задышав, он сделал длинную затяжку, затем блеснул нехорошим взглядом на подругу. – Тебя послушать, так и меня истребить стоит, вслед за роднёй?

– Нуу, это ты зря в крайности кидаешься, – смешок, возможно, должен был прибавить соблазнительности, но тональностью снова напомнил корябающий визг. – С тебя вполне достаточно делать то, что тебе говорят.

Наверное, подземного толчка не было – возможно, просто произошла вспышка на солнце. Сашка отступил ещё на шаг, понимая вдруг ясно и отчётливо, что он находится в неправильной точке пространства, там, где его быть сейчас никак не должно – иначе он погибнет. А тогда Маське будет нечего есть, и она не закончит университет. И вообще, хотя жизни сейчас как будто ничего не угрожает, но душа уже на волоске от погибели. А это ещё хуже. Старый кошмар с пылающими на закате избами, который снился с детства хоть раз в году, но в один и тот же день, на мгновение встал перед глазами во всём своём ужасном великолепии.

– Я никому ничего не должен, – тихо уронил Сашка, опустив голову. – И я не буду никому подчиняться, – он проворно повернулся спиной к собеседнице и почти побежал вниз по ступеням, к выходу.

– Ну, это мы ещё посмотрим! – насмешливо прозвенел в ответ девичий голос. – Тоже мне, умник выискался.

– Я жить хочу, – процедил Сашка себе под нос, уже не заботясь о том, чтоб отвечать. – Почему ж вы мне этого не даёте-то…

Сигарету пришлось выбрасывать уже на промозглом холоде, на выходе из двора.

* * *

Главное отличие человека от скотины – способность смотреть на небо. Сашка с глубокого детства, когда эпизоды теряются в густом белесом тумане памяти, помнил дедовские слова: «Запомни, старая сибирская поговорка – свинья неба не видит! Обращаться же с человеком как со скотиной никому не позволяй!» Мерзкий ноябрьский дождь и правда норовил то и дело пробросить первые куски слипшихся снежинок. Они противно липли на ресницы и брови, заставляя думать, отчего в детстве снежинки были ровные и красивые, а сейчас почти всегда похожи на уродливую кучу шлака. Ноги сами вынесли из двора с помойкой на узкий тротуар с покорёженным сорок лет назад асфальтом, а затем – мимо вросших в землю низких домишек нахаловки в реликтовую рощу.

Почувствовав знакомый пряный запах огромной ели, что росла в яме на месте провала в земле, Сашка понял, что шансы успокоиться после ссоры с Оксанкой у него должны быть. Нужно просто побродить с часик или больше, пока весь барак не выпьет большую часть предназначенной для пятничного вечеряния водяры и будет менее склонен обращать внимание на существование ещё кого-то на этаже. Однако очень холодный ветер и жёсткие струи дождя по незащищённой ничем голове внушали сомнения в правильности такой стратегии – а ну как придётся простыть, не надев свитер под куртку поверх рубахи? Но возвращаться слишком скоро было пока никак невозможно – как будто отрезало сейчас путь к этим ярким весёленьким окнам, как будто кровавым светом сейчас они налились, неощутимым почти, но сигналящим о смерти у себя неминуемой, а не ясным обычным жёлтым, означающим тепло и уют. Или пережидать, когда этот кошмар растворится в промозглой темноте – а вдруг этого не произойдёт? – или искать себе новое пристанище.

Квартал через трамвайную линию – там все хрущобы уже обросли массивными металлическими дверями, которые ни за что никто не откроет в непогоду и темноту, и не забудет захлопнуть – поэтому вариант с покурить и погреться в чужом подъезде отпадает сегодня. Ларьки же после одиннадцати уже все позакрывались, и надеяться на милость скучающих продавщиц не приходится. Ну, а частный сектор напротив сам сейчас представляет недюжинную опасность для прохожего. Остаётся только двинуть в противоположную сторону, откуда пришёл, и чуть взять в сторону – не больше нескольких минут, и вокзал в твоём распоряжении. Но только… машинально хлопнув себя по карманам, Сашка понял, что документы остались в барсетке, а без них и рассчитывать нечего на гостеприимство не только зала ожидания, но и самого привокзального района, то и дело прочёсываемого ментами… Подберут патрульные – делать план по нарушителям, и сядешь ни за что сначала на тридцать суток. Потом ещё неизвестно сколько продлевать будут твоё заточение, в протоколе каждый раз указывая, будто вёл ты себя аки Рэмбо и чудом не убил сотрудников при исполнении. И вызволять тебя из плена будет некому – кто ж знает о твоём задержании? А потом озабоченный сотрудник следствия предложит вежливо взять на себя некоторые глухари на районе, и в случае отказа в камере тебе устроят такие обстоятельства, что согласишься очень быстро на что угодно потом. Схема была известной столь хорошо, что вокзал пришлось исключить сразу. Может быть, попытаться обойти его и двинуть через старый мост, в центр города? Но сегодня ли смена в «Интуристе» у Николая, уставший мозг никак не мог припомнить.

«Последний дождь и первый снег» – всплыла в мозгу старая песня, и Сашка машинально подпел про себя – «И нет тебя, и слава Богу, что тут во тьме бреду без сна, и эта страшная дорога тебе никак не суждена». Потом сообразил, что эти слова уже никак не могут относиться к Оксанке, а значит, есть ещё кто-то, кому это может быть адресовано. «Полярное кольцо», стало быть? Значит, кольцо из адуляра, которое не досталось нынче той, для кого он на последние деньги днём купил его, может быть вообще не для неё уже? Это столь озадачило, что Сашка достал вещицу из потайного кармана куртки и взялся рассматривать на ладони, запалив другой рукой пламя зажигалки. Как будто вправду сделано из предрассветного тумана, когда ещё не все звёзды погасли на посветлевшем небосклоне, пришла усталая мысль. Снова лезть и распахивать куртку не хотелось, и для дальнейшего хранения красивости было проще сейчас использовать самый мелкий карман джинсов – тем более, что зажигалку надлежало убрать в её карман на ремне.