Ирина Фургал - Третий сын. Роман ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА. Часть III

– Чего вы кричите? Машу, машу – не видите. Тут он, Кохи, вернулся. Такой чудной пришёл, рот до ушей…

– С чего бы это?

– Не знаю. Рот до ушей, глаза вот такие, – Терезка показала размер тазика. – Ни на что не отвечает, брык – и сразу спать.

– Устал, значит, – поняли мы и тоже отправились на боковую.

Ночью меня разбудила Чикикука. Она тыкалась мордочкой мне в лицо, ласкалась и мяукала. Она ещё и мяукает? Не знал. Рыжик, наш котёнок, видя такое дело, откуда—то издалека прыгнул мне прямо в рот. Хотел поиграть, а провалился в яму.

– Тьфу! – выплюнул я его. – Засилие зверья! Вам чего надо?

Видя, что я проснулся, Чикикука исполнила на моей груди дикий танец «растопчи его совсем». Рыжик гонялся за её хвостом, а я пытался схватить обоих.

– Тс—с! – шипел я. – Тс—с! Разбудите всех.

Чикикука распласталась на моей груди, обняла меня лапками, насколько смогла, сунула носик мне в ухо и заснула абсолютно счастливая, не смотря на то, что Рыжик активно хватал её за хвост. Подивившись, я тоже заснул, потому что была глубокая ночь.

– Миче, – наутро сказал мне Кохи. – Я видел её.

– Кого? – спросил я, зевая.

– Её, эту девушку, о которой я тебе говорил.

– О какой конкретно?

Кохи взглянул укоризненно.

– Которая мне снится. Однажды я уже её видел. В Някке ещё. Она разглядывала витрину снаружи, а я как раз торговал в твоём магазине.

– А я где был?

– А ты гадал кому—то, как всегда.

– А ты что сделал?

– А я выскочил на улицу, но её там не было. Я тебе не говорил, думал, что померещилось.

– А зачем ты выскочил? Решил, что тоже ей снишься? – подколол я Кохи, а он совершенно искренне вскричал:

– Да! Потому что она на меня вчера так смотрела!

– Где?

– Там! – Кохи махнул рукой в сторону деревни. – Миче, она здесь живёт – и я никуда не поеду. Я останусь тут.

И он ушёл, даже не позавтракав, и вернулся лишь после обеда. Мы были возмущены: где его носит? «Комарик» был единственным судном у пристани. Все остальные давно тронулись в путь.

– Её здесь нет, – сообщил мне Кохи и сел мимо скамьи.

– То есть, ты не остаёшься?

– А смысл? Я опросил всех. Зашёл в каждый дом. Никто никогда такой девушки не видел. Вчера я наткнулся на неё на базарчике. Она стояла и ела грушу. А я встал и смотрел на неё.

– Это невежливо, Кохи.

– Она тоже смотрела, – объяснил своё поведение Корк. – Ты бы видел, какие у неё глаза! А я вот так протянул руку…

– И отобрал у неё грушу…

Кохи обиделся и отвернулся.

– Эй, мальчики, вы будете стоять или займётесь якорем? – закричала Ната.

– Ну, Кохи, прости. Что ты сделал?

Он с готовностью меня простил и сказал:

– Я её потрогал.

– Грушу?

– С ума сошёл! Девушку.

Я так и ахнул. У меня прямо мозги дыбом встали. Как это так, на улице потрогать неизвестно чью девушку? А если она чья—то жена? А если кто—то видел, и папочка дома её побьёт, как мерзкий Ош? И за какую часть тела потрогал её Кохи? Я так его и спросил. Он попытался продемонстрировать, но я сказал, чтобы на мне он не показывал. Оказалось, всё было целомудренно. Кохи погладил девицу по руке и по щёчке.

– Теперь ты видишь, она не сон и не мерещится, – радовался Корк.

Меня взяло естественное любопытство.

– Девушка хоть красивая?

– Не знаю, – похвастался Кохи. – Но она хорошая и мягкая.

– Ой, мама! – схватился я за сердце. Надо спросить у Шу—Шу, всё ли в порядке с головушкой Кохи. Знаете, если по макушке треснут торшером, потом могут быть последствия.

– Что сделала девушка? – спросил я огорчённо. – Дала пощёчину?

– Нет. Протянула мне грушу.

– Ты взял и доел?

– Нет. Я опять её потрогал.

– Мама! Тебя оштрафуют! Кохи, так себя не ведут в общественном месте.

– Ведут, – возразил тот. – У неё волосы, как у Чикикуки шёрстка.

– А! Я помню. Глаза тоже Чикикукины.

– Да, – отстранённо подтвердил Кохи.

– И хвост. С рогами.

– Да, – твердил Корк, счастливо глядя куда—то внутрь себя.

– И усы, – изгалялся я.

– Да.

– Кохи, ау, очнись.

– Да – да.

– Может, это и есть Чикикука?

– Да. – Ну вообще он с ума сошёл.

– Это Рыжик, – сказал я.

– Да – да.

– О чём это он? – спросил Чудила. – Только и слышно: «да-да».

– Да, – улыбнулся Кохи.

Мы с Петриком переглянулись.

– Ната велела гнать вас помогать. Сто лет уже отчалить не можем.

– Да, – кивнул Корк и вдруг очнулся. – Да! Если она здесь проездом, надо её догонять.

– Кого? – поинтересовался Чудила.

– Не обращай на него внимания, – посоветовал я, но Кохи, к моему удивлению, не делал тайны из своей встречи.

– Девушку, – сказал он. – Я видел на базаре настоящую девушку, которая мне снилась.

– Он ощупал её, отобрал её грушу и съел, – наябедничал я.

– Ребята, вы оба всего лишь спятили, правда? – спросил Чудила.

– Я хотел купить ей ещё грушу, повернулся к прилавку, а она ушла. Как—то так быстро, как испарилась. Где она? Я искал её, – жаловался Кохи.

– До поздней ночи?

– Не знаю. Кажется, некоторое время я просто мечтал. Я не помню, где был.

– Миче, – зашептал мне в ухо Петрик, – давай, мы оставим его мечтать, а сами пойдём. Надо двигаться вперёд, вверх по речке, но надо же что—то для этого сделать.

Сделали уже всё без нас. «Комарик» бодро рассекал воды Някки, а Ната, сдвинув брови, выговаривала нам, что думает про наше поведение. Кстати, когда она так мило хмурится, делается такой смешной!

* * *

Но вот ещё такая странность на мою голову.

Мне очень не нравилось, как Воки Ловкач смотрел на Терезку. Невозможно было отделаться от ощущения, что он попросту попал под её чары. В этом нет ничего удивительного. В Някке в ту пору из всех красавиц и завидных невест купеческого сословия выделялись две – и обе они сейчас путешествовали с нами: Ната и Терезка. Не то странно, что Воки постоянно злился и раздражался на Хрота, успевшего завоевать сердце дочери Оша раньше. Это понятно: ревность и всё такое. Даже можно было понять, что из-за нехорошей этой любви доставалось и Кохи с Мадиной: Ловкач избегал сестру и отвратительно вёл себя с братом. Цедил сквозь зубы и косил глазами в сторону при необходимости разговора. Но он порой ТАК смотрел на Терезку, что я пугался. То казалось, что Воки и впрямь влюблён и страдает, то бросал вдруг на неё взгляд, полный такой лютой ненависти, что объяснить это было нечем. Терезка сама не замечала – Воки пялился ей в затылок. Но заметили Рики и Лёка.

– Что за дела? – прошептал мне на ухо мой очень младший брат. – Чего Воки таким злобным стал? Ты видел его глаза? Того и гляди сожрёт Терезку. То всё нормально, а то как зыркнет!

– Не любит она его, – вздохнул я.

– Ладно. Но Лале пришлось сделать ему замечание. А что он Кохи грубит? А что он на Хрота наорал?

– А ревнует, – развёл я руками. – Завидует.