Liudmila Matveeva - Поцелуй меня, Иуда! Дорожная повесть. Странная дружба

Недолюбив, наконец.

И тогда все эти жуткие «недо» падают на их сыновей.

Те, сыночки, в свою очередь вырастают с чудовищными комплексами и продолжают тыкаться в эту жизнь далее по уже проторенной родительницей дорожке. Но не по собственной «доброй воле», а с затаенным смыслом «не быть такими, как» – или резко наоборот.

А чем все это кончается, можно легко узнать по России, по ее измученному самими собой скопищу судеб, где все всегда было «не как у людей».

Оттого-то и интересно жить в России, господа, да только не тому, кто там родился.

Но – разве же можно убежать от родной маменьки в парижы?

Простите, Ирочка, за длинную тираду. Более не буду Вам докучать. Спокойной ночи!

Поцелуй меня, Иуда!

Ч. 2 Бабская лавА

Часть вторая: Бабская лавА.

Вот, например, Отто Вайнингер, работа «Пол и характер»: сам автор был гомосеком и рано покончил с собой, раньше даже нашего Лермонтова – в 24 года. Он делил, бедный, всех женщин лишь на 2 категории: «мать» и «проститутка».

Мне кажется, в русском быту есть некая тенденция к слиянию двух этих основных типов в один: «мать – блядь». Потому как слово «проститутка» в старом российском понимании все-таки не подразумевало профессию (ныне у вас, кажется, даже ставшую почетной и престижной) или же способ зарабатывания денег собственным телом, нет.

Слово «проститутка», или его народный вариант « простигосподи», а также излюбленный эвфемизм тогдашних советских образованцев: «профурсетка» – указывало, скорее, на основную черту характера и манеру поведения некоей отдельно взятой русской женщины, по- простому – шалавы.

Я вспоминаю любимый анекдот моего прежнего начальника:

«Взяли на работу молодую девушку, серьезную, деловую, симпатичную. Проходит неделя, и мужики в курилке ее обсуждают: «Слушай, она тебе еще не дала? – Нет. А тебе? Тоже нет? И мне не дала. Вот былять!»

Я знаю, что мою бедную любимую мать и в молодости ее, заглазно, и даже после ее смерти – причем, те бабы, которым она, вроде, и дорогу-то никогда не перебегала – называли проституткой.

Видимо, от бессилия собственного.

Ведь была Аллочка, а впоследствии – Алла Николаевна – очень хороша. И при этом – абсолютно холодна к своим мужьям: и к моему отцу, и к отчиму. Отец от этого, вроде, – если верить его сестре, умершей вот недавно моей тетке, – сильно запил, и мама выгнала его, когда мне было три года.

С отчимом моим Аллочка рассталась в мои тринадцать лет.

Может, сама бы она его и не сдвинула бы с места – ведь был уже у нее второй, их общий ребенок, мамин сын и мой брат, Игорь.

Однако, отчима буквально «выперла» из нашей семьи родная подруга матери Клавка, Клавдия Васильевна, любившая мать мою «крепче любого мужика» – да, представьте, вот такая лав-стори произошла.

Выперла – потому что победила его, буквально, – в драке.

Сцепилась с ним, плотным крепышом, почти на равных, в смертном бою на лестничной площадке около нашей квартиры, при открытых дверях соседей, выскочивших на яростные, звериные просто, рыки и полупьяные вопли этих двоих, дерущихся насмерть

«за бабу», под истерические взвизги моей бабушки:

«Боря, не надо, убьешь ее – дадут, как за человека!»

И тут же: «Клава, уходи домой, ты пьяная, завтра придешь, как прочухаешься!»

Поцелуй меня, Иуда!

Ч. 3 Что это за любовь?

Часть третья. Что это за любовь?

Что это была за любовь? Не знаю.

Но мне было страшно, и чем старше я становилась, тем ужаснее было в свои тринадцать —четырнадцать лет ощущать в душе как нечто жутко-раздвоенное, нереально-сумасшедшее все то, что происходило с моей родной мамочкой – кошмар сидел во мне, инстинктивно и истерически вызывая тошноту и боли в сердце при каждом безобразном взрыве эмоций у взрослых.

У нас во дворе жили две странные женщины, сейчас их можно было бы отнести к категории «бомжих», хотя жилье у них было, и числились они двоюродными сестрами.

Но одеты они были в какие-то обноски, в лохмотья почти.

Обе всегда поддатенькие. Ходили только под ручку, причем, одна, более-менее «миловидная» когда-то, ярко красила губы, как клоун.

А вторая, очень страшная, с абсолютно зверским лицом, не снимала ни зимой, ни летом мужских бесформенных брюк, скорее, порток, – а тогда еще не было и помину о женских брючных костюмах, и ватные штаны тетки могли носить только в качестве спецовки, если они трудились в результате законом утвержденного равноправия на стройках, на укладке шпал и дроблении асфальта отбойными молотками, или на иных «тяжелых работах».

Так вот, носи она только эти самые портки, ее нельзя было бы отличить от мужика.

Но она всегда повязывала голову белым платком или косынкой в горошек, под подбородок.

И это пугало до спазм в горле. Звали «сестер» Саша и Шура.

Когда на совковом телевидении появились два иудея-комика, под видом бабок, в платках, но в мужских костюмах и с сизой щетиной на лицах – я вдруг испугалась тем забытым, в глубины подсознания ушедшим, прежним детским, а потому острым и настоящим, страхом.

Относительно недавно нишу эту занял поющий и отлично играющий на гитаре довольно молодой как бы «мущинский» дуэт «Новые русские бабки».

Оригинально. До ужаса. Для меня лично – так буквально до ужаса.

Но я вовсе не о мужиках с бабьей ориентацией. Я, скорее, о женской любви. Хотя мало что в ней понимаю до сих пор. И боюсь понимать больше.

Отвечала ли моя Алла Николаевна взаимностью Клаве?

И каким образом?

Это мне до сих пор не ясно до конца. И, в общем-то, неизвестно. Хотя и были потуги и попытки «очевидцев» и досужих «свидетелей», охочих до чужой и чуждой им личной жизни при полном отсутствии собственной, рассказать мне всю «правду-матку» о матери.

Я расставалась с этими людьми сразу и навсегда. За что и слышала, тоже, правда, в спину или окольными случайными путями, из уст доброжелателей, про пресловутое «яблочко от яблоньки».

Мне было даже не обидно, а просто смешно. Пусть уж я буду тем самым яблочком. Гораздо лучше, чем свиньей от свиноматки, сучонкой от суки и так далее по схеме.

Да, так вот, о взаимности. По-моему, Алле Николаевне моей было просто УДОБНО с Клавкой-рабыней, Клавкой – мужиком, без ума влюбленной в красавицу Аллочку, свою «спасительницу» – а мать моя буквально вытащила ее, пьяную, из петли, и та сразу же «повесилась» на шею матери.

Как же дошла эта Клава «до жизни такой?»

А вот как.

Поцелуй меня, Иуда!

Ч. 4 Откуда есть-пошла нелюбовь к некрасивым девушкам

Часть четвертая. Откуда есть-пошла нелюбовь к некрасивым девушкам.

Девушка Клава пришла на работу в типографию, – где Алла Николаевна была уже начальником переплетного цеха, – простой брощюровщицей, то есть по-русски – носильщиком, грузчиком и такелажником готовой печатной продукции.