Ива Гусева - Жизнь номер раз

Фотография вышла странная, в коричневых тонах, поэтому мои глаза оказались карими, волосы тёмными, а я какая-то чужая, беззащитно-нежная и застенчивая. Откуда всё это взялось, и как поймал всё это объектив, для меня осталось загадкой. Эта загадка была тем больше, что фотографии на документы, сделанные этим же фотографом, были прямо противоположными. Светлые волосы, распущенные по плечам, светлые холодные глаза, расчетливый взгляд, вся подтянутая и строгая. Обе фотографии хорошие, но абсолютно разные.

Я запечатала конверт и хотела все остальные открытки, их ещё штук пять осталось, убрать в чемодан. Ира заметила их и взяла посмотреть.

– Ты хорошо здесь вышла. Ты здесь очень красивая.

Мигом остальные сбежались посмотреть. Они передавали фотографии из рук в руки, когда вошли Лёшка с Серёгой.

– Девчонки, завтра после обеда уезжаем.

– Наконец-то.

– Что это? – Лёха взял мою фотографию, посмотрел, усмехнулся. Насмешливо и оценивающе разглядывает меня. Я вижу, что он пытается найти то, что увидел, и не находит.

– Фотограф сильно польстил тебе. – Он протягивает снимок мне. – Хотя, может быть, ты в этот момент думала о себе. Уж себя-то ты любишь точно.

Всем стало неловко, и они замолчали.

– С чего ты взял, что знаешь меня лучше других? – На меня как-то вмиг навалилась усталость и равнодушие, так что я не стала никому ничего доказывать, тем более что и не нужно ничего доказывать, всё правда. Он смотрел, как я забросила снимки в чемодан, взяла конверт.

– Тебя проводить до почты?

– Нет, спасибо, я сама.

– Я всё же провожу.

Мы молча шли по дороге. Я перешагивала трещины на асфальте, стараясь не наступать на них. Он молча курил и искоса поглядывал на меня. Наконец не выдержал, спросил:

– Ты всё же решила написать ему. Почему?

– Не знаю. Мне плохо без него. Мне кажется, что ему тоже плохо.

– То есть пожалела?

– Ага. Себя. Какая тебе разница?

– Я пытаюсь понять тебя.

– А тебе это нужно? Ты за дипломом психотерапевта сюда приехал?

Он выбросил окурок, долго молчал.

– Нет. Мне просто интересно. Если ты его любишь, зачем все остальные – Андрей, я?

– А зачем тебе я? Уверена, что у тебя дома тоже девчонка осталась.

– Пока я был в армии, она вышла замуж, хотя говорила, что любит меня.

– Лёша, замуж выходят не только по любви.

– Да. Она залетела.

– Ну вот, видишь, по глупости тоже можно сыграть свадьбу.

– Вот я и пытаюсь понять.

– Лучше не пытайся. Или ты хочешь научный труд на эту тему опубликовать? Тоже лучше забыть об этом. У Стендаля уже есть трактат «О любви». Очень нудная и неинтересная вещь. Займись чем-нибудь другим.

– Зачем тебе нужен Павлов?

– Мне скучно быть одной.

– А я?

– По той же причине.

Лёша обдумывал эту мысль до самой почты. На обратном пути он уже не искал причин моего нелогичного поведения, видимо, соответствующие выводы были сделаны. Он рассказывал про армию, про Севастополь, про маму, как она переживала за него. Я поняла, что он снова решил заняться мной. Ну что ж, после увиденного мною вчера, это не удивительно. Тем более что ты, Лёша, можешь оказаться мне полезным.

Мы вернулись, когда уже почти все сидели в автобусе, что отвозил нас на поле. Все места уже были заняты. Лёха подвинул какого-то парня в очках и сел на его место, притянув меня к себе и усадив на колени. Я обняла его за плечи, чтобы не свалиться во время поездки. Он поддерживал меня за талию. Витка, сидевшая сзади нас, громко фыркнула:

– Что, Кузнецова, ремни безопасности пристёгнуты? – сказано было громко. Многие обернулись посмотреть, в чём дело. Меня позабавил злой взгляд Павлова. Вита, спасибо. Я не думаю, что ты хотела помочь мне, но ты это сделала. Ситуация почти эквивалентна вчерашней, когда я увидела Оксанку на коленях у Павлова. Правда, верхняя часть одежды у меня на месте, но я не думаю, что эффект был бы больше. Интересно, сколько времени он сможет игнорировать меня? Он сам сказал, что его злит, когда я с Лёхой. Когда он сорвётся? И что это будет?

После ужина, когда все собирались на танцы, красились и переодевались, меня выловил в коридоре Борода:

– А-а-а, Кузнецова, тебя-то мне и надо. График дежурств видела?

– Нет.

– Хочу огорчить тебя. Ты дежуришь по кухне. Тебя там уже ждут.

– Ёлки…

Бл… ин горелый! Везёт как утопленнице. Последний день, а я дежурю по кухне. Еще пару раз тихо матюкнувшись, пошла в столовую. Инка с Леркой уже чистили картошку. Я взяла нож. Откуда их берут, такие здоровенные? Прямо ятаган, а не кухонный нож. Горько вздохнув, начала отбывать трудовую повинность. Девчонки тоже были невеселы. Минут пятнадцать мы молча страдали втроём. Потом появился Лёха:

– Твои сказали, что ты здесь. Ну что, танцы накрылись?

– Лёша, не издевайся. Сам ведь видишь.

– Вижу. Это не я, это ты издеваешься. Над картошкой. Тебя не учили никогда, как это надо делать?

– Как умею, так и делаю.

– Давай сюда нож! – Забрав у меня этот ятаганище, Демченко начал быстро и ловко очищать картофелины от кожуры.

– Неплохо. Можно сказать, специалист.

– Учись, пока я живой. Очень хочешь на танцы?

– Да вряд ли успеем. На полчаса не стоит и идти.

– Сегодня последний день, можно гулять всю ночь. Если хочешь, возьмём гитару и пойдём к нам.

– А кто ещё будет?

– Никого. Только мы. Тебе это не нравится?

– Я знаю другое место, более интересное.

– Да?

– Ты сам мне его показал.

– А-а-а, – он рассмеялся, – так ты согласна?

– Да.

– Вот и чудно.

В конце концов, мы управились с картошкой… вернее, они управились. Я сидела и развлекала их своей болтовнёй ни о чём. Инка с Леркой побежали переодеться на танцы, Лёшка пошёл за гитарой. Меня, едва я переступила порог, встретил твёрдый голос Виталика:

– Свет включать не стоит.

Я поняла, что и входить не стоило, повернулась и вышла.

Я стояла на крыльце, смотрела на свет из окон домов, пробивающийся сквозь ветви деревьев, и лёгкая грусть и тоска по дому, домашнему уюту начала просыпаться во мне. Странно, я всё время хотела сбежать из дома подальше, сбежать и не возвращаться. Откуда эта грусть, это сожаление? Какая ерунда! Это просто очередной приступ одиночества. Сейчас придёт Демченко, и всё будет нормально.

Вот и он. Идёт, что-то насвистывает.

– Ты чего курточку не надела? Замёрзнешь. – Меня выперли из комнаты, даже зайти не дали. – Кто?

– У Виталика спроси.

– А-а. Ясно. Ладно, я тебе свою отдам.

– А ты?

– Я морозостойкий.

Он накинул мне на плечи свою куртку и, держа её за обе полы, притянул меня к себе, рассмеявшись:

– Ага, попалась, которая кусалась. Теперь так просто от меня не удерёшь.

Не в том я настроении, чтобы удирать от тебя. Мне некуда податься, и поэтому я сегодня с тобой. Сегодня моё лекарство от одиночества – это ты.