Ива Гусева - Жизнь номер раз

– Так, ничего.

– А если честно?

– А если честно, у меня парень в армии. Это его письма.

– Это значит, ты его не будешь ждать?

– Это ничего не значит.

– Мне уйти?

– Нет.

Он сел на мостик, возле моих ног, опустил руку в воду:

– Уже холодная.

Я села рядом:

– Да.

Он молчал, я тоже. Я стала брызгать водой на обрывки бумаги, плавающие возле нас. Они намокали, но не тонули. Да… Письмо недостаточно порвать, чтобы уничтожить. С человеком, чтобы забыть его, недостаточно проститься. Нужно что-то еще. Что?

– Ты его любишь?

– Не знаю… Иногда кажется, что люблю. Иногда – просто ненавижу.

– А он?

– Не знаю, Леша, все так сложно…

– Расскажи мне, может, я смогу помочь.

– Что рассказывать, Леша? Он был со мной и бегал за каждой юбкой. Я бесилась, я ревновала. Сейчас пишет, что любит. Я не верю. Бумага все стерпит.

– Ты с ним спала?

– Ты что, дурак? Нет, конечно.

– И он не пытался?

– Нет, мы только целовались.

– Точно, ты же дикая. Что ж тогда удивляться, что он бегал к другой?

– Не к другой, а к другим. Их было много.

– Это ничего не меняет.

– Вот именно. Я решила, что он мне не нужен.

– Почему?

– Вечный водитель, всю жизнь за баранкой. Никакой перспективы.

– А-а-а-а… то есть, ты его не любишь. Если бы любила, то так не говорила бы. Не знал, что ты такая расчетливая… А я? Меня ты тоже не любишь и расчета не видишь. Да? Поэтому ждешь, выжидаешь, что дальше будет? Насколько красива, настолько холодна. Холодный расчет… Да… Не зря говорят, что красота холодна.

– А что ты хотел? Поманишь пальчиком, и я побегу: «Ваня, я Ваша навеки!»

– Было бы неплохо…

Вымученная улыбка. Мне стало жалко его. Я уже думала, что бы такое сказать, изменить что-то.

– Ну что ж… Выводы нужные я сделал.

– Какие именно? – Все, жалости нет, одна ирония.

– Я подумаю, нужна ли ты мне такая.

– А-а-а. Ну-ну. Думай.

Ха! Удивил. Кому от этого хуже? Я резко встала и пошла прочь от реки, от мостика, от белых клочков бумаги на воде, от глупого разговора, от Демченко, от его глаз, грустных, как у больной собаки, от своей жалости. Мне все это не нужно. Это не мое. Все уже решено.

Девчонки собирались на танцы, красились, завивались. Странно, они не забыли эту глупость с фамилиями парней, зовут друг друга только по фамилии «мужа». Меня это злит. Жуткий идиотизм! И вообще меня все бесит! Бесит этот барак-развалина, бесит эта комната, где втиснуто восемь кроватей, так что не развернуться, бесит то, что я не могу остаться одна, бесит дурацкая болтовня соседок. Еще немного, и я сорвусь и наору на кого-нибудь. Я ненавижу себя в такие моменты. Я пытаюсь сдержаться и уговариваю себя: «Анжела, подожди, сейчас все уйдут. Все встанет на свои места. Что встанет? Исчезнет куда-нибудь этот барак? Нет. Станет здесь чище, исчезнут грязные потеки с потолка? Нет. Будет еще хуже. Грязно, холодно и одиноко. Лучше пойти с ними. Напиться бы в дребадан, чтоб ничего этого не видеть».

Несмотря на строгость папочки, я иногда это проделывала, если была уверена, что он не узнает. Пьяная, я веселей не становилась, но было все «по барабану». Все проблемы как бы исчезали. Правда, до беспамятства я не допивалась, но пару раз меня Натаха домой доставляла с трудом. Если б не она, мне приходилось бы сложно: желающие воспользоваться моим беспомощным положением находились. Но Натуля стойко отбивала меня и волокла домой, за что на следующий день я была ей крайне признательна.

Жаль, что теперь она далеко. Она иногда бывает нудной в своей откровенности, но я люблю её за бескорыстность, за её преданность и безобидность. Бывало, девчонки делали гадости мне, я платила им тем же, но это не относилось к Наташке. Я не доверяла ей всего до конца, но все же она знала обо мне больше других. Она знала Федота… не все, но знала. Знала Аленку, к которой он убегал от меня. Я не признавалась ей в своих чувствах к Сереге, но думаю, она догадывалась.

Кроме Натальи еще только пара подружек и осталась у меня. С остальными отношения я сильно подпортила. Помню, как плакала безобидная Ленка Зазывалова, когда я увела у неё Игоря. А я была просто зла на Федота, он не пришел на свидание. Я поманила пальчиком Игорешу, и он, дурачок, бросив Ленку, целый вечер строил планы нашего совместного будущего.

Да, настроение тогда у меня было ужасное. Но и сейчас не лучше. Кому-то сегодня будет плохо. Во мне созрели гроздья гадости, и кому-то сегодня я все это подарю.

Девчонки, видимо, поняли по моему виду, что меня лучше не трогать, и развлекались своими силами. Лешка держался в стороне. Музыка. Все танцуют. Это бесит меня еще больше. Стоп! Пришел Султан. Один. Вот я и сделаю себе королевский подарок на вечер. Сегодня будет плакать гарем. Да, а где все они? Ага, тут. Публика есть. Декорации тоже. Нужен эффектный выход. С чего начать? Андрей в двух шагах от меня. Пригласить его на танец, или ждать, когда сам догадается?

Хм… Через весь зал плывет Витка. К нему… Ну уж пытаться его перехватить у неё я не буду. Ага, что это? Быстрый взгляд в мою сторону. Мне тоже подготовлен спектакль? Так-так, посмотрим.

– Витуля, я же сказал тебе, что я тебя не знаю.

– Андрей, потанцуем?

– Я с незнакомыми тетеньками не танцую.

– Перестань, Андрюша.

Хм… «Андрюша»!

– Я сказал, не танцую.

– Андрей…

– И не упрашивай.

Селезенкой чувствую: пора вмешаться. Тем более не через зал идти, только повернуться. Оставим место для отступления, накинем флер надменности.

– А со мной пойдешь танцевать?

Ого! Ну и взгляд! Да, Вита, да! Ты в пролете. Посмотри на его довольную физиономию. Именно этого он и ждал.

– Конечно, малыш.

Он дает увести себя в центр танцплощадки, где осторожно обнимает меня. Это помогает, моё дурное настроение отступает. Всего-то и нужно было чье-то сильное плечо, к которому можно было бы прижаться. Проверенный способ. Правда, позже обладатель этого плеча никак не может понять, что он был всего-навсего заменителем валидола. Приступ прошел, и валидол не нужен.

Ох уж эти приступы одиночества, когда пусто на душе, в сердце, когда понимаешь свою никчемность и ненужность, когда бросаешься на задержавшийся на тебе взгляд, как на амбразуру.

Добрые руки, внимательный взгляд. Одна песня закончилась, началась другая, третья. Мне не хотелось терять это чувство защищенности, он не отпускал меня от себя, так мы и стояли, обнявшись, посредине площадки.

– Я тебя никому не отдам…

Все замерло во мне, я растерялась, смутилась, не зная, что сказать. Нахамить? Посмеяться? Сделать вид, что не слышала?

Уже громко и настойчиво, глядя мне в глаза:

– Анжела. Ты поняла? Ты будешь моей и только моей. Я тебя никому не отдам.

Я смотрю в глаза. Ни насмешки, ни иронии. Внимательный, серьезный взгляд. Куда деваться от этого взгляда? Да и надо ли?