Елизавета Ставрогина - Прыжок

Машу и вправду влекло к Ярославу. Он был очень мужественно сложен: широкие плечи и торс упирались в узкие бедра и мускулистые сильные ноги. Они с Сашей в одно время очень увлеклись лыжами и сноубордингом, вот только фигура у Ярика и от природы была прекрасной, а тренировки только закалили податливую сталь его мужского начала. Но если бы у Маши спросили, влюблена ли она в Ярослава Гончарова, ее ответ был бы однозначен – нет. И вовсе не из гордости, она всегда была честна сама с собой. Просто ей казалось, что он лучший вариант, и именно с ним она хотела испытать свою женскую привлекательность. Это случилось прозаично и без какой-либо романтики. Маше ее и не хотелось. Она все свое сердце отдала невидимому и недоступному мужчине из кинематографа, а уж кому отдать свое тело – вопрос второстепенный. Алекс расстроился, но быстро забыл о своей печали и погрузился в любимое дело. Он вообще обладал талантом отдавать всего себя тому, чем занимался, вкладывал в это всю свою душу. Склоны и горы вскоре залечили его разбитое сердце и успокоили тревоги. Он любил скорость, любил летящий ему навстречу холодный ветер, любил падать в снег, закутываться в него, как в одеяло и лежать, лежать… Он так и останется вечно лежать под этим мартовским льдом, поддавшийся бурной стихии, не справившись со слишком большой нагрузкой. Он просто растворится в воздухе и растает на солнце, как снег.

Гул фестиваля уже стих, а Рома с Мари так и остались сидеть на перекладине. Как страшно смотреть вниз – дух захватывает, и небо так близко, какое звездное сегодня небо!

– Так бы и сидела здесь, – первой нарушила тишину Маша и глубоко вдохнула воздух ночной Москвы. Сигарета все еще дымилась в руке Лузова, едкий дым лениво поднимался наверх, навстречу Маше, но она не замечала его. – Сидела и смотрела бы на звезды. Но вечно боишься упасть, это омрачает все удовольствие.

Рома ухмыльнулся, потушил сигарету о железную трубу и бросил вниз. Она, кружась в прощальном вальсе, упала на самый центр пустой сцены.

– Как ты думаешь, что там, после смерти? Страшно ли умирать? – спросила Мари, устремив на него свои пронзительные серые глаза.

– Думаю, страшно. Даже уверен, что очень страшно, Маша, – отозвался Рома.

– Прямо до смерти страшно? – Мари продолжала смотреть на него в упор. Уголок губ ее задергался, и рот растянулся в улыбке. Оба они рассмеялись странному каламбуру и стали осторожно спускаться вниз.

Внизу, у железной ограды, которая отделяла сцену от публики, их уже ждала знакомая компания. Во время давки они стояли на набережной и слушали доносившиеся до них крики и громкие басы музыки. Когда сцена опустела и люди стали потихоньку расходиться, глазастая подруга Мари заметила ее на самом верху, над толпой, и в ужасе ахнула. «Она же сейчас упадет!» – закричала она, пихая Ксюшу в бок. Та недовольно съежилась и оттолкнула Нелли. Фридман стоял поодаль и, докуривая сигарету, не сводил глаз с маленькой, еле заметной фигурки, будто парящей над всей этой сутолокой и хаосом, как ангел. Он не любил шумные столпотворения, в отличие от Андрея обладал очень спокойным характером и выдержкой, да и все эти детские развлечения давно перестали волновать его – так ему казалось. Хотя вид обезумевшей толпы, которой вдруг позволили творить все, что ей вздумается, взбудоражил его. Мороз прошел у него по спине, когда из этой разноцветной массы выбежала девочка лет шестнадцати, с двумя косичками по плечи и алой повязкой на голове. Она, стреляя на всех ошалелыми глазами, закрыла рот руками, понеслась к реке и, сбежав по лестнице, перегнулась за борт и прыгнула в воду. Раздался чей-то крик, пара девчонок подбежала к воде, но ни одна не осмелилась прыгнуть вслед. Фридман поспешил к ним.

– Что, ваша подружка искупаться решила? Совсем мозгов нет? – обеспокоенно спросил он. Девочки задрожали, одна из них отчаянно зарыдала. Гриша внимательно осмотрел их: обе они были пьяны, от них пахло рвотой и спиртом. Его передернуло. – Что же вы делаете, идиотки! – вырвалось у него. Одна из девчонок, светло-русая, голубоглазая и очень худощавая, протянула к нему свои тоненькие, как палки, руки. Молящие глаза ее просили о помощи.

– Она… не умеет плавать… – только и сумела выговорить она, беспрестанно всхлипывая. Глаза Фридмана округлились от испуга, он, ни секунды не медля, начал расстегивать рубашку.

– Гриша! – закричал Зубов и подбежал к нему. – Что тут стряслось?

Григорий молча кивнул в сторону воды, потом строго посмотрел на девочек (обе они уже ревели навзрыд), разулся и прыгнул в грязную мутную реку. Андрей успел только нервно вскрикнуть. Испуганные Нелли и Ксюша наблюдали за всем издалека – Зубов приказал им оставаться на месте. Сам он присел на нижнюю ступеньку и, перепугано кусая губы, следил за шевелением воды.

– Ничего, ничего, – шептал он, успокаивая то ли девочек, то ли самого себя. – Он прекрасный пловец, сейчас вынырнет! Сейчас, еще минуту…

Темная вода дрожала и блестела на вечернем солнце, от центра к берегу отходили большие круги. Мимо набережной, не обращая внимания на бесящуюся толпу, крики и шум, медленно и тихо проплыл белый теплоход. Как невозмутимый айсберг, он отражал солнечные лучи от начищенной блестящей мачты; на палубе, опершись о бортики, стояли люди и мечтательно глядели вокруг. Кто-то смеялся, кто-то мирно попивал шампанское из тонкого вытянутого бокала… Прошло три минуты, потом еще одна. Андрей начал ерзать на месте и все громче причитать. Девочки прижались друг к другу, как котята, и уже перестали плакать, а только всхлипывали и подрагивали. Но вот – наконец-то! – на поверхности показалось небольшое светло пятнышко. Спустя секунду выплыл Фридман, держа за плечи захлебнувшуюся девочку. Все облегченно выдохнули, Андрей вскочил на ноги и помог вытащить утопленницу на землю. Нелли и Ксюша смотрели на новоиспеченного героя во все глаза: его красивая стройная фигура поднялась из воды, по мощному телу водопадом стекала холодная вода, он весь дрожал. Встряхнув головой, Фридман наклонился над бледной девочкой и похлопал ее по щекам.

– Как ее зовут? – бегло спросил он двух подружек. Светленькая (она, по-видимому, была старше остальных) ответила, что девочку зовут София. Григорий усмехнулся. – Ну, имени своего она не заслужила. До мудрой ей очень далеко.

Девочки не поняли его слов, но обе насилу улыбнулись и хихикнули. Искусственное дыхание не помогло привести Соню в чувства, и пришлось вызывать скорую. К этому времени на набережную уже прибежали запыхавшиеся охранники. Один из них резко отпихнул Гришу в сторону и наклонился над девочкой.

– Она не дышит, черт возьми, что ты сделал?! – закричал он на Фридмана. Тот лишь презрительно окинул его взглядом и надел рубашку. Андрей помог ему застегнуть пуговицы – заледеневшие пальцы Гриши не слушались.