Ольга Набережная - На ять

Гуляли мы как-то с Гердой вечером. Ушли далеко за дома, ближе к лесополосе, чтобы народ не пугать, да и не люблю, когда какашки собачьи возле подъезда намерзают. Гуляем, палочки кидаем, Герда носится, как оглашенная, радуется прогулке, снегу, свободе передвижения. Удивительно красивое животное получилось! Я не переставала любоваться ее грациозностью, силой, какой-то животной мощью. И почти детской непосредственностью, которую она сохранила, несмотря на солидный уже по собачьим меркам возраст. Все-таки собаки – неоткрытые еще до конца существа. Как в них все это уживается? Возвращаемся. Усталые, но довольные собой и друг другом. Почти поравнялись с домами. И тут, как в плохом триллере из-за угла выходят два мужика. То ли им Герда не понравилась, то ли я понравилась, но прямой наводкой они направились к нам. Герда насторожилась. Почуяла недоброе. Слово за слово, мужички перешли в зону активных действий. Вот не надо было им это делать! Моя девочка. Она защищала меня. Как только один из несчастных протянул руку в мою сторону, практически в ту же минуту этой руки и лишился. Временно, во всяком случае. Пока он корчился на снегу, Герда присела, мелко подрагивая хвостом, и пристально уставилась на второго. Видимо, второго судьба обидела больше первого, ибо он решил, что Герда ему не помеха. Бежать бы да бежать ему. Ан, нет. Ручонки растопырил, ножонки пригнул, да так на полусогнутых и попер буром. Недалеко упер. И все это сопровождалось визгом, лаем, воплями, матерными стонами. Соседи с первого этажа вызвали милицию, и через несколько минут подъехал милицейский уазик. Герда, как порядочная леди после оплеухи английскому лорду, села возле меня, с чувством выполненного долга и без всяких сомнений в содеянном, с любопытством смотрела на то, как этих двоих забирали в машину.

Показания, объяснения, разговоры. Герда терпеливо ждала. Вот тогда-то молоденький лейтенант, кинолог, случайно оказавшийся на смене без своего звериного напарника, предложил отдать Герду в милицию на службу. Говорил, что у Герды особый дар, характер какой-то особенный собачий, когда собака опасность инстинктом чует. «Зачем вам она, – уговаривал он. – Вы же не сможете воспользоваться этим даром. Вы представьте, сколько она гадов переловит». Ну, и все в таком духе. Мне было страшно еще, после произошедшего, и только Герда вселяла в меня спокойствие своим довольным и уверенным видом. Я обещала подумать. Я думала. И понимала, что не могу ей обеспечить должную жизнь, полную опасностей и риска. Уж такой она уродилась. Ей нужны были захваты, веселые перевертыши, взрывные ситуации, кого-то спасать, на кого-то нападать. Я не могла Герде дать в будущем такую жизнь. Если только в милицию пойти служить. Месяц помаявшись, понимая характер своей собаки, жалея ее и желая лучшей жизни, я отвезла ее в вольер. Мне дали пять копеек за нее. Сказали, что нельзя бесплатно. Я до сих пор храню эту монету. О Герде потом ходили легенды. Якобы, чуть ли не матерого убийцу обезвредила, когда тот просто поднял руку с пистолетом на уровень плеча. В это я верю. Моя Герда такая и есть!

А потом защита диплома, возвращение в родной город, замужество, рождение сына. И бесконечные, бессонные ночи у кроватки, болезни, когда кажется, что с повышением градуса термометра кончается твоя вера в светлое будущее. Ну, вы сами знаете, как бывает с долгожданным первенцем.

Герда осталась воспоминанием. Незабываемым, приятным, грустным, но воспоминанием. Я искренне надеялась, что ей было хорошо, и что она нашла, наконец, себя, как люди ищут свое призвание. Потому что я твердо верила, что у Герды был человеческий характер.

Когда сын вырос из своих бесконечных соплей и кашлев, я вышла на работу. Карьера строилась. Жизнь, как говорится, удалась. Сын подрастал, второй ребенок, ему на подмогу и на радость нам, не зародился, но я понимала, что нужен еще кто-то сыну, не просто мама и папа, а тот, кто будет близок ему и душой, и телом, и мягкой, пушистой шкуркой. Моя детская тоска напоминала, что сыну нужен друг, о котором надо заботиться, чтобы рождалось в его несмышленой пока душонке чувство ответственности за кого еще, кроме себя. Да все было недосуг. Проблемы, важные и не очень, снежной лавиной подминали время и заодно душевную гармонию… Но господин Случай вмешался сам. Я доросла до замдиректора компании, и в один прекрасный день, войдя в свой кабинет, обнаружила в кресле котенка. Удивительно! Котенок! У меня в кресле! Спрашиваю у секретарши – не знает ли откуда. «Нет, не видела», – испуганно отвечает. Собралась его с перепугу, было, на улицу вытащить. Да я не разрешила. Славный котенок! Глазенки умные, голубые, а шерстка цвета кофе с молоком. Ну как такую красоту беспризорную на улицу выкинешь? Соображаю, чего с ним теперь делать-то, куда пристроить. Перекладываю его с кресла на диванчик, он лениво выгибает худую спинку, щурится и прыгает ко мне на стол. Видали, да, прыгунца? Попросила девочек принести из буфета молока и колбасы. Мой найденыш царственно, неторопливо поел, хотя было видно, что очень голоден, царственно облизнулся и взобрался опять ко мне на стол. Ну что ты будешь делать! А тут дела всякие, собрание коллектива, пришлось тащиться в актовый зал. Сижу в окружении коллег, бутылок с минералкой и стаканов. Тут Верочка, секретарша, манит меня из дверей и улыбается. «Тут ваш котенок орет. Мешает. Да и неудобно, люди вокруг». Вы не поверите! Пришлось этого нагленыша взять с собой на собрание. Улегся возле меня опять-таки на столе, хвостиком прикрылся. Народ хмыкает и по-доброму косится на это наглючее чудо-юдо. В общем, домой я с ним вернулась под мышкой.

А дома, после мучительного купания с утробным ором и попытками вырваться из моих рук, он сразу улегся в кроватке сына, застолбив территорию. Котенок выбрал себе хозяина. Мелкого пока, но для него авторитетного. Феликс с сыном играл, осторожно задевая бархатной лапкой, ел, ходил на свой горшок, когда сына сидел на своем. Спал у него в ногах колечком. А я, глядя на их идиллию, вспоминала Герду, и благодарила кошачьего бога, что дал моему сыну того, кто будет любить его до скончания дней своих, и кто научит его милосердию и любви. Не так, как люди. Намного серьезнее и крепче.

Вот я иногда думаю, а как бы сложилась моя жизнь, если бы я не заплатила тогда, двадцать пять лет назад, абонентскую плату за телефон, как платили миллионы жителей Советского Союза? Была бы я так же счастлива, как сейчас, тихо и мирно старея рядом с мужем, самым моим дорогим и любимым человеком на свете? Ну, после сына, конечно. И каким был бы мой другой сын, а, может, родилась бы дочка, если бы я замуж вышла за другого человека? Хотя я не представляю, как воспитывать девочек, но научилась бы, наверно. Я расскажу вам историю, каких вы знаете сотни тысяч. Обычная история настоящей Любви, которую мы так усердно, а иногда и безуспешно, ищем. Находим, теряем. И лишь немногим удается ее сохранить, переступить через гордость и обстоятельства, стать нужными и необходимыми друг другу, как воздух, людьми…