Ольга Набережная - На ять

В течение месяца мы иногда встречались. То ненароком, то Вадим специально заходил ко мне. Как-то незаметно влилась в их компанию, и меня приняли вполне адекватно. Даже девочки. Лыжи, поездки на дачу на шашлыки, украдкие поцелуйчики за сараем, легкие, будто случайные прикосновения… Неужели все это было? Сейчас, четверть века спустя я думаю, что ничего не было случайно. Ни моя долбанная физкультура, ни «академ», ни эта очень даже хорошая квартира. Мы влюбились. Не знаю, как со стороны Вадима, а со мной это случилось впервые. Чтобы вот так – до одури, до остановки дыхания в первые секунды встречи после однодневной разлуки. Я поняла, что это такое тогда, когда однажды, возвращаясь с лыжной прогулки, усталые, распаренные, мы брели к автобусной остановке. Молча шли. Каждый думал о своем, распираемый несказанным. Вадим крепко держал мою руку. А ничего и не надо было говорить. Я все тогда поняла. По молчанию, по руке, которая то сжимала мою ладонь, то разжимала расслабленно. По взгляду, внимательному и робкому одновременно, по улыбке, неожиданно появлявшейся на его лице.

Вадим заскочил на минутку ко мне и остался на всю ночь. Конечно, случилось то, что должно было случиться, и чего давно оба хотели. Было немного страшно, неловко, но нежно-нежно. С этого вечера мы не расставались. Вадим переехал ко мне. Смеялись – почти шведская семья получилась. Игорь с Танюшкой, и я с Вадимкой. Мама его приходила. Губы скептически морщила, глядя на меня, не спрашивая сына, вещи собирала в большую сумку и театрально сгибаясь от тяжести тащила ее к порогу. Скандалы, слезы, рюмки с волокардиновыми каплями. А нас просто было невозможно оторвать друг от друга. Ну, представьте, если вам отрежут руку или ногу? Вот. Мы единым целым стали. Вспоминаю сейчас сижу, и слезы сами собой кап-кап на руку. Как же нам хорошо было вместе! Нет, не так. Не было, а есть…

Так пролетела зима. Родителям звонила еженедельно, и даже однажды намекнула, что ждут меня в скором времени супружеские отношения. Неловко было, конечно. Папа-то у меня старой закалки. Какие отношения, если нет росписи в ЗАГСе?! Я кричала в трубку «алло, алло», делая вид, что связь пропала, и мне не было стыдно. Весна пришла, журчащая, с криками грачей, с проталинами и первыми весенними ветрами, пахнущими счастьем и новью. А мне было нехорошо. Тошнило, от еды воротило, усталость такая вечерами наваливалась, что засыпать не хотелось от страха нового дня. И тут я догадалась. Вот как-то само собой это знание пришло, тем более, что месячные запаздывали. Да я же беременна! Мама дорогая, а чего теперь делать-то?! Сходила в поликлинику. Подтвердилось. В полном смятении ждала вечера, чтобы сказать Вадимке. Честно скажу, ничего не чувствовала. Ни радости, ни отчаяния. Вообще – ничего. Боялась, как он отреагирует. А Вадим выслушал мой сумбур хмуро, сказал, что надо подумать и ушел ночевать домой. А на следующий день, когда я, измученная токсикозом и работой, приплелась домой, увидела на кухне тетю Надю, маму Вадима. Получилась сцена почти как в «Москва слезам не верит». Уходя, оставила деньги на аборт. Я не Катя Тихомирова. Нет во мне столько силы. Хотите – осуждайте, хотите – нет. Я сама себя уже осудила. Давно и навечно. Особенно тяжело было, когда из больницы домой ползла. На автобусе, потом на метро. И не было рядом руки. Твердой и родной руки. Как тогда, после лыж. Два дня провалялась дома. Игорь с Танюшкой клали мне на живот то мяса замороженного кусок, то кулек с пельменями, меняли по очереди. Танюшка почти по-матерински прижимала меня к груди, успокаивая и вытирая потоки слез, которые лились и лились, не принося облегчения. Я только дома, уткнувшись в Танюшкино плечо, поняла, что убила собственное дите. Которое могло бы называть меня «мамой»… Все. Без комментариев. Не хочу про это больше говорить. Вечная боль.

Через пару недель я оправилась. Спасибо моим сиделкам. Кстати сказать, с Игорем я до сих пор поддерживаю связь. А Танюшка умерла в феврале семнадцатого года от рака мозга. Спасибо вам, родные мои…

И решила я уехать домой. Ну что меня здесь держало? Ничего. Вадим не проявлялся никак. Странно мне было это молчание. Обиделся на меня что залетела? Или что к нему с этой бедой пришла? А к кому еще-то? Что я знала тогда, дурочка девятнадцатилетняя, о контрацепции и предохранении. Интернета еще не придумали, по телевизору об этом тоже не говорили. Да разве ж я одна была виновата в случившемся?! Ну да ладно. Я сильно на него обиделась. Видимо, мама окончательно сломила в нем остатки воли и совести. Значит, не любил, не ценил, не дорожил, думала я тогда. Все мы такие в молодости – либо черное, либо белое. И никаких оттенков. В общем, отбросив все сомнения и надежды, купила билет. Да и хозяева комнаты через месяц возвращались с буровой. Выбора у меня не было…

Домой прилетела, как из осени сразу в зиму. Одежды для наших морозов нет никакой. Кто что из родни подкинул, в том и ходила. Да и как-то по барабану мне было. Какая разница? Душа закрылась. А жить надо было. Начало девяностых. Маму сократили, папу на пенсию отправили. Ужаснулась я этой жизни. Мешок риса с пенсии, несколько банок тушенки. Устроилась я на рынок работать, благо тетка, мамина сестра, бизнесом занялась. Вот у нее и работала. Торговала всякой невиданной тогда мелочью, типа, «Сникерсов», разноцветных «Юпи» и заморских коричневых сигарет. Мерзко, стремно, но помогать родителям кормиться надо было. А так-то ничего, в принципе. Это мне, тургеневской почти барышне, воспитанной не родителями, а библиотекой, сначала не по себе было. А потом на девчонок насмотрелась и поняла, что и этот заработок имеет право быть. Деньги все-таки не пахнут, когда они мало-мальски есть. Проживем! О Вадиме вспоминала сначала ежеминутно. Потом реже. Потом еще реже. А потом только во сне приходил. Ну что ж, судьба, видать…

……………

– Доча, ты за телефон заплатила?

– Не, мам, не успела.

– Деньги-то есть?

– Ага, щас на работу пойду, забегу по дороге.

– Не забудь, а то, как от мира оторванные.

– Хорошо, мам, заплачу.

Заплатила, успела. Вечером, поужинав, прилегла с книжкой. С телевизором я так и не подружилась. Опять книжки. Ну и ладно, мне с ними уютнее в последнее время, чем с людьми. Слышу, звонит телефон. Да так настойчиво. Блин, на фиг я за него заплатила? Так хорошо было, тихо. Меня?! Меня к телефону?! Междугородний?! Ерунда какая-то. Подбегаю в волнении. Не скажу, чтобы что-то там предчувствовала, но было странно. А, может, и предчувствовала. Дрожащими руками подношу трубку к уху. Любимый, почти забытый голос.

– Я к тебе приеду.

– Зачем?

– Глупый вопрос. Я без тебя не могу. Честно.

– А как ты меня нашел???

– Я знаю твое имя и фамилию. Остальное – ерунда. Так я приеду?