Александра Михневич - Сквозь воду

Утром Яна с трудом вынырнула из сна. В иллюминаторы пробивалось солнце.

На рассвете она несколько раз просыпалась от холода.

Потом, наконец, додумалась вылезти из спальника и надеть куртку, опять забралась в ещё тёплое нутро спального мешка, стуча зубами и закупориваясь, и тут же снова провалилась в сон.

И теперь, по её личным ощущениям, было ещё ни свет, ни заря.

Зоя хозяйничала сбоку стола – здесь же, у входа, было что-то типа камбуза.

Яна вытянула из спальника руку, нащупала в складке диванчика свой смартфон – но доставать его было так бессильно… Собиралась с силами, чтобы посмотреть время.

Зоя повернулась, увидела, что гостья проснулась, и распорядилась:

– Ты уже проснулась. Мы будем завтракать.

Ты тоже будешь с нами завтракать.

На палубу пока не выходи, там Петя совершает туалет. Я заливаю мюсли йогуртом. Ты будешь чай или кофе.

Умыться можно водой из канистры, с палубы за борт.

Яна собралась с силами и поблагодарила, от всего отказалась и спросила, есть ли вода, просто выпить чашку.

Сонно прикидывала в уме, какой ближайший фаст-фуд открыт в столь ранний час. И пришла к выводу, что ближайшие – либо у метро «Петроградская», либо вообще у «Чёрной речки». На соседнем Елагине острове ничего такого нет. На острове Крестовском – тем более, здесь, вроде, только рестораны.

– Да, вода в канистре. – Зоя повернулась и властно сказала:

– Ты тоже будешь с нами завтракать. Мы тебя не отпустим, пока не поешь.

Яна молча вылезла из спальника и посмотрела наконец время: пол-одиннадцатого, ничего себе.

Согнувшись ещё ниже, уже приготовилась подняться по лесенке, но Зоя резко её остановила:

– Я ж тебе сказала, там Петя в туалете. Подожди.

И, увидев её в куртке, окинула скептическим взглядом.

Яна, краснея, пролепетала:

– Я подумала, туалет – это, в смысле, марафет… Умывается он там…

– На горшке он там сидит. Точнее, над ведром.

– Да всё уже, – громко донеслось с палубы: – Можешь выходить.

Створки открылись, и над лестницей навис Петя:

– Моё ведро – голубое, его не надо брать, – хмуро объяснил он. – Можешь взять общее белое, пошарпанное. Потом сполоснёшь и за борт выльешь.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила Яна.

И пошла на берег, в деревянный туалет.

Немножко постояла на берегу. Солнце-то какое! Яркое. А вчера такого не было.

Ветер, правда. Но – солнце же!!

Умылась речной водой, с бона, компактно сложившись на корточки – по принципу «воду видела, и ладно». И пошла обратно на лодку.

Петя с Зоей уже доедали свой завтрак.

– Давай, садись быстрее, а то мюсли уже размокли, – велела Зоя, не обращая внимания на вялые протесты гостьи.

Отвертеться было невозможно, и Яна стоически, но, конечно, благодарно заглотила раскисшие мюсли на завтрак.

Здесь же, на столе, Зоя мыла посуду: влила чуть-чуть водички в одну миску, поболтала, вылила это в другую, поболтала, и поднявшись по ступенькам, выглянула наверх и выплеснула за борт.

Оторвала клочок от рулона бумажных полотенец, вытерла одну миску, вторую, оставив разводы на нержавейке, протёрла ложки и этим же клочком вытерла со стола.

Хозяева лодки выдали Яне инструкции.

Она может сидеть здесь целыми днями, в том числе и в их отсутствие.

Газом пользоваться осторожно – и Зоя показала, в какую сторону закрывать, а в какую открывать вентили на баллоне и плите.

Воду они привозят на велосипеде – набирают здесь же, в ста метрах, у вахты – сбоку от будки охранников есть вентиль на кране, оттуда льётся чистая вода, как из крана в обычных квартирах.

Воду там набирают все, сколько угодно.

Ей, понятно, не надо таскать 30-литровые канистры, это делает крепкий Петя. Поэтому воду она может наливать из канистры, пить, умываться, сколько нужно.

– Так а я с бона могу спокойно умываться, – радостно встряла Яна: – И посуду помыть тоже.

Но Зое почему-то инициатива не понравилась, и Яна умолкла.

Единственное – печку без них включать нежелательно. А то солярки много пожжётся.

Яна поблагодарила, и заверила, что и без печки уже большое спасибо. А печку она и так включать без них не собиралась – и не знает, как; да и солярка, конечно; да и самовольничать как-то совсем неправильно…

Зоя смягчилась и сказала, что они приедут поздно. Вот крупа, она может себе приготовить. И чай пить, и поесть. Да, и этот батон на столе уже надо уткам скормить.

Они уехали на велосипедах.

Яна постояла на боне и вернулась на лодку.

Села на свой край диванчика. Огляделась.

Вчера уже сил не было оглядываться, а сегодня утром – сил ещё не было.

Интересно, конечно…

Она сидела и неспешно крутила головой. Да, днём в полумраке лодочных внутренностей как-то всё выглядит не так.

Не так – как первым ненастным вечером – в незнакомом искусственном и романтично-тусклом свете светодиодных круглых светильников, двумя рядами вделанных в потолок…

Мягкое приглушённое свечение – смягчает лица, скрадывает углы, скрывает намерения… И – мрачным вечером, шагнув из ненастья в тепло, всё видишь иначе…

А утром или днём – всё выглядит совсем не так. Всё и все.

И воспринимается – по-другому…

А какое из восприятий правильное – наверное, жизнь покажет.

Яна почувствовала, что пришла в себя. Наверное, завтрак и крепкий чай сделали своё благотворное дело. Вот уж чего она никогда не забывала, так это как следует позавтракать. Надо бы пойти… Ладно, надо ещё срочно чашку чая выпить. Она же не сильно их обременит, если вскипятит на газе немного воды и стащит ещё пакетик чая и пару ложек сахара. Ну, и кусок батона тоже.

Не торопясь, жевала батон, запивала сладким чаем. Да, при солнечном свете всё совсем по-другому…

Прибралась на столе – на «камбузной» его части: вытерла рассыпанный сахар и крошки, помыла с бона все чашки и аккуратно составила их на этом краю стола, сложила оставшиеся разбросанные ломти батона в пакет. Раза три проверила – правильно ли выключила плитку и завернула газ на баллоне. Да, всё чётко.

Теперь можно идти.

Посмотрела время: так уже два часа.

Самое то пообедать, – засмеялась сама себе.

Поднялась на палубу, прикрыла за собой вход, как её научили, затем, уже стоя на боне, затянула потуже шнуровку синего тента. И пошла на берег.

Сквозь жухлую листву и прошлогоднюю траву там и сям пробивались нежно-зелёные травинки. Ого, а какие уже почки на деревьях!..

И солнце – такое задорное, яркое, молодое солнце! дерзкое и сильное.

Никому нет спуску – ни грязной слякоти, ни промозглому холоду, ни мраку, ни прошлогоднему снегу, ни жухлой старой листве.

Сквозь все препоны и преграды пробьёт себе дорогу нежный зелёный росток, свежий и чудесный, как наша земля-кормилица, как сама Весна, как весь этот мир, добрый и светлый.