Александра Михневич - Символ №7

– Ну, ладно, – строго согласился отец, – только держись крепко и руки не отпускай. А захочешь отпустить – сначала мне скажи. И я сразу остановлюсь. Поняла?

И так они много досок распилили, на нужные размеры, за предыдущее лето.

И вот – у них своя дача! А на даче – собственный домик! Двухэтажный.

Мама всё лето была очень любезна и улыбчива со всеми соседями.

Многие соседские семьи – старше, уже взрослые дети, а у кого-то и внуки есть.

И дачники – охотно останавливались поздороваться с приветливой соседкой и перекинуться парой слов про дачные дела: и встретив на улочке, и – даже увидев в саду близ калитки, проходя мимо их совсем невысокого и, скорее, символического забора – как у всех. Да и зачем тут – глухие заборы? Ведь все свои.

Всё равно все друг про друга всё узнают…

Лето прошло… Облетела с деревьев листва. Стало всё голо…

То, что летом пряталось под зелёными разросшимися деревьями, за пышными кустами, скрывалось среди пёстрых разноцветных цветов – теперь вдруг обнажалось…

И обнажилось совсем.

Внучка не верила своим ушам.

Сначала, когда бабушка вкратце рассказала маме о том, что заболела, лежит, приходил врач, – внучка слушала спокойно и отстранённо. Да и – не дело это, детям изо всех сил вслушиваться во взрослые разговоры. Потому внучка очень-то и не вслушивалась. Так, разве что, краем уха.

И ждала: вот сейчас мама наговорит бабушке добрых слов сочувствия и тёплых пожеланий поскорее выздороветь.

И, конечно, выдаст кучу извинений – за беспокойство, за то, что – вот, тут, с этим тортом… пристала не вовремя. Интеллигентно, в общем, поступит.

Ну, и чисто женское – ах, ах, и всё такое – тоже никто не отменял. Миленько так.

И – на этом всё, и бабушка с внучкой останутся-таки наедине друг с другом.

И внучка уложит бабушку отдыхать! И станет изо всех сил её лечить и за ней присматривать. И кормить лекарствами по рецепту.

Но разговор пошёл не так.

И, судя по интонациям, в тишине квартиры явственно доносившимся из мобильника – маму ситуация раздражала.

– Мама, мы с тобой договорились! Ты мне обещала. Ты дала мне слово, что сделаешь торт. И я на тебя понадеялась, – с металлическим звоном доносились из трубки мамины назидания.

– Доченька, – дождавшись паузы, бабушка вздохнула сокрушённо.

И стала объяснять ситуацию:

– Доченька, я и правда плохо себя чувствую. Даже в руку сильно отдаёт. И давление. Ты же знаешь, я всегда с удовольствием всё для тебя делаю. Но сейчас – я просто не в состоянии. Мне и правда тяжело. Даже просто стоять трудно. А этот торт – он требует долгой подготовки, и по времени очень много…

– Мама. Значит так. Ты обещала? Обещала, – перебила дочь. – Я на тебя понадеялась. Я хочу – я очень хочу – чтобы ты сделала для меня торт. Именно «Зимний сон». У нас будут очень серьёзные гости, этот торт им понравится.

– Дорогая, – грустно вздохнула бабушка, – но ведь вы ещё успеете заказать хороший торт. Гости к вам придут завтра – после обеда, так? Ещё же целые сутки.

– Мама, завтра мы приедем. Мне нужен именно «Зимний сон». Заказной выпечкой их не удивишь. Постарайся, пожалуйста. Я очень тебя прошу! – и мамин голос вдруг сделался мелодичным и нежным. – Пожалуйста, хорошо! Чтобы я не ударила лицом в грязь перед гостями. Ну, ведь ты же знаешь, это для меня очень важно. И у меня же не каждый день юбилей, правда? А торт у тебя получится чудесный! Я в этом нисколько не сомневаюсь. Всё, пока, выздоравливай, целую тебя. Завтра в полдень мы приедем за тортом.

Бабушка тихо опустила руку со стареньким и немодным мобильником в сумку, и он скользнул опять куда-то в сумочные недра.

Внучка была вне себя. Уставилась на бабушку в упор, в глаза – и, тяжело дыша, чтобы только не заплакать, и зря её не огорчать, – выпалила:

– Что она себе позволяет? Она совсем уже Бога не боится? Как так можно! Как можно быть такой чёрствой, бесчувственной и злой?!

Бабушка вздохнула:

– Маленькая моя, не нужно так говорить. Это нехорошо. Она же твоя мать.

– Да?! Называть её бесчувственной и злой – нехорошо, хотя это вообще-то правда! А – так обходиться со своей пожилой мамой, которая к тому же заболела – это хорошо?! Вообще-то ты тоже мать – для неё. Она – тоже твоя единственная дочь! Или она забыла?!

Бабушка собрала остатки сил – и улыбнулась.

Улыбнулась – как всегда, по-доброму и миролюбиво.

Разве что – чуть грустно и устало.

И внучка сразу опустила глаза – и горько вздохнула, отчего худенькие плечи сначала сильно поднялись… И тут же опустились на место.

Да уж… Не трепать же нервы своей бабулечке лишний раз, – подумала внучка. – Хватит с неё и мамы.

Посмотрела на бабушку – уже спокойнее – и тоже постаралась улыбнуться.

И снова присела на корточки – к ней поближе.

– Ну, вот, всё будет хорошо, – ласково сказала бабушка и родной тёплой ладошкой тихо погладила внучку по макушке. – Давай не будем огорчаться, хорошо.

Внучка кивнула в ответ, пряча грусть.

– А торт мы с тобой всё же сделаем, давай? – очень мягко сказала бабушка. – Я так хочу ей помочь! Это действительно важно. И я ведь ей и правда пообещала. Раз уж обещала, сделаю. Пожалуйста, пойми это, хорошо? Она так волнуется…

– Ладно, – деловито подхватила внучка, – тогда давай так: ты минимально торчишь на кухне и максимально вылёживаешься. А я – максимально тебе помогаю. Всё предварительное я и сама могу сделать – просто под твоим чутким руководством. Заочным! С дивана! То есть, твой командный пункт – на твоём диване.

Соглашаюсь только на таких условиях! Дипломатическая нота! Ультиматум! Вот такой наш ответ Чемберлену!

Они обе засмеялись – тихонько и весело, глядя друг на друга.

И у обеих лучились глаза – пониманием, родным теплом и любовью.

– А откуда ты знаешь про Чемберлена? Где-то прочла? – спросила бабушка.

Внучка озадаченно сдвинула брови, подумала – но так и не вспомнила. И дёрнула плечами: – Да не знаю я! Не помню. Где-то ж вычитала.

И они обе снова весело и тихо рассмеялись, тепло глядя друг на дружку.

В дверь позвонили.

Внучка вскочила пружиной и кинулась в прихожую – открыть.

– Спроси, кто! – собрав силы, как можно громче напомнила бабушка вслед.

В комнату вплыла Изольда Леонидовна, в длинном ярком домашнем платье и с широкой улыбкой, чисто по-соседски.

Внучка дала себе установку: быть с ней приветливой и учтивой («ради бабушкиного здоровья»). И даже решила не обращать внимания на её пунцовую помаду, которая, как всегда, была налицо, даже дома.

Внучка так решила не только из-за бабушки – хотя это, конечно, было сейчас основное: лишний раз не огорчать, не усугублять.

Просто – после телефонного разговора – Изольда Леонидовна почему-то уже не казалась внучке такой уж противной.