Петр Никитин - Коромысла и толкунчики. До этого были «Я и зелёные стрекозы»

Формально меня окружала сфера из разнообразных объектов, я знал название этих объектов и быстро смирился с их фактическим существованием.

Бездонное небо, рогатые тёмные кусты, пушистая скатерть снега – моя зона комфорта теперь простирается куда дальше узких замкнутых пространств подземелья. Среди всего мира, меня неволит только аромат, гниющей соломы. Мне необходимо забыть о существовании этого запаха, и так как впервые я его почувствовал в пещере, то мне необходимо временно покинуть местность где находится пещера, и постараться не потерять дорогу обратно.

В Пустыньке есть конюшня на которой живёт табун разномастных лошадей. Летом гривастые шалуны и шалуньи пасутся на большом кочковатом поле. Жеребята резвятся своей компанией, где-то в районе трех одичавших яблонь. Они скачут высоко задирая задние ноги, хватают друг друга за гривы и хвосты, гоняют, а иногда ловят и едят бабочек – капустниц. И замирают лишь тогда, когда, в середине поля два жеребца, встают на дыбы, кусаются и бьются копытами. Иногда конюхи отгоняют жеребцов в отдельные стойла. Смутьяны успокаиваются и часами с грустью в глазах смотрят на кобылиц. Кобылицы предпочитают находится около яслей и поилки. Лягаются они редко, копыта используют чтобы чесаться и отгонять слепней. Совместно с кобылами пасутся пони, они не отделяют себя от больших лошадей, и так же ревниво смотрят по сторонам и считают часы до дневной порции яблок и моркови.

Я никогда не видел лошадей. Да мне хорошо известны слова: мерин, конь, рысак, жеребец, подкова, грива, конский волос. Но я не знаю, чем пахнут лошади, как ветер развивает гриву, как кобылы кормят жеребят, и мне во что бы то ни стало захотелось увидеть и пощупать этих животных.

Зимой, во время суровых морозов, лошадки живут под крышей за кирпичными стенами, но это не является для меня препятствием. Подгоняемый незнакомым, волнительным, чувством я направился в сторону конюшен.

Чем дальше позади меня оказывалась пещера, тем быстрее затухал аромат силоса, и тем быстрее моё существо возвращалось в состояние покоя. И я постепенно понимал, что, если я увижу лошадей, то смогу уйти в безвременную блаженную сонливость, и именно сон, длительный, глубокий сон-без сновидений мне теперь необходим. До этого момента я ещё ни разу, по-настоящему не спал.

Сегодня я впервые в жизни увидел снег, звезды, луну, но только лошади волновали моё сознание и притягивали к себе как магнит. Во мне зрело предчувствие. Что стоит мне увидеть лошадей, то моё спящее возбуждение проснётся, достигнет пика, получит удовлетворение и я, потратив все чувства смогу отключиться от эфира и уснуть.

Около конюшни меня должен ждать запах подстилки и пахучие лошадиные яблоки. Но я не думаю, что это будет препятствием для осуществления цели моего существования.

Среди прочих зданий, конюшня представляла собой вытянутый барак с покатой крышей. Из окон лошадиного приюта, светил пучками и падал на снег жёлтыми квадратами электрический свет. Излучение ионизированного благородного газа, легко проходило сквозь аморфный силикат. Интересно, что белый кварцевый песчаник, это тоже аморфный силикат и из него плавят стекло.

Когда я едва, дотянулся до рам, и уже почувствовал холод прозрачного полотна, моё существование потеряло способность двигаться. Более того вопреки воли и желания меня потянуло назад. Запах гнилой соломы не хотел меня отпускать он приобрёл надо мной власть и возвращал обратно под землю.

Словно, меня связали рыбацкими нитями, и кто-то сворачивал невидимую катушку, возвращая меня обратно. Я не привык подчинятся чужой воле, но не имея собственного тела, не мог противится и вырваться из пут.

На мгновение мне показалось, что до меня достали щупальца орто-циротосов, но я отмёл эту идею, отведя ей место в пустом множестве.

И был прав, определённо в условиях арктического сухого холода склизкие руки, покрытые присосками действовать не могут. На меня накинул путы гнилостный запах, и теперь тащил к своему источнику. Я не знаю, какую структуру, представляет из себя запах, какие молекулы являются носителями информации о запахе, и как эту информацию стереть. Мне осталось подчинятся и плыть по течению времени ожидая что окружающая меня картинка сменится на другую.

Почему-то чем дальше меня относило от конюшни, тем я более ясно осознавал, что если бы я проник в конюшню, то не уснул бы в забвении спокойного сна, а просто, как это обычно бывает – неожиданно – умер. Информация обо мне стерлась бы ещё до восхода солнца. Меня бы никто не почувствовал. И причиной смерти, был бы запах стойла, запах лошадиной подстилки. Всё своё движение по направлению к конюшне, каждый новый метр, моя структура ослабевала и разрушалась.

Я не боюсь смерти – это аксиома. Но я испугался взглянуть смерти в глаза. И послушно шёл, постепенно разрушаясь к жёлтым окнам, загнав анализ ситуации во вдруг открывшееся подсознание. И делал вид что ничего не происходит.

Самообман по поводу смерти, был моим первым уроком на поверхности. Я хорошо усвоил получение знания. И теперь равнодушно наблюдал за траекторией своего движения. Ожидая в конце её встретить источник запаха прелого силоса.

– Кстати меня влечёт не в пещеру! Ха-ха! Это весело! Я двигаюсь мимо!

Меня увели из Пустыньки, затянули вниз каньона до покрытой льдом реки и понесло надо льдом вверх по течению.

Если бы было светло я бы хорошо рассмотрел лёд, сковавший Тосну. На что он похож? Чем он пронизан? Как отблескивают ледяные буруны в свете газовых фонарей? Но Солнце отсутствовало, а в мерцании серповидной луны и звёзд, лёд казался тёмно-синей массой, и любая информация о его структуре была недоступна.

Берега Тосны покрывали заросли ольхи, черёмухи, орешника и вяза. Я проскочил сквозь развалин фабрики Эггерса, бухты которую Лака называл «Плавник», бухты которую Лака называл «Удачная», мимо «Гончарки», «Шучьи». Около развалин плотины, меня понесло вверх, на косогор, и далее по полю к скирде гнилой соломы.

Моя сущность не препятствовала происходящему. И в момент перед встречей, я вспомнил один момент, за который могу Луку уважать, не как раба, а как равного себе человека. Мы оба выплескивали агрессию, на футбольном стадионе, активно болея за чемпионов страны. Правда я не помню, как проходят футбольные матчи и что такое мяч. Но я знаю природу и устройство энергии командного духа сотен тысяч болельщиков. Мы были там с Лукой, и были одной командой.

Это важное воспоминание! Информацию, об стадионе требуется сохранить. Я попытался определить её в ячейку памяти, но мне это не удалось. Ячейки памяти отсутствовали. Они растворились в морозном воздухе и потеряли со мной связь. Моя структура продолжала разрушаться, энергия испарялась, морозный воздух поглощал кусочки систем движения, систем зрения, блоки интеллекта и памяти. Я без следа исчезал в прозрачной оболочке планеты Земля. И этот процесс мог остановиться только после влияния из вне. Внутренних ресурсов для сохранения своего существования у меня не было оставалось надеется на влияние из вне.