Игорь Белошевский - Поганая Молодежь. Чтобы красиво танцевать, нужно красиво одеваться

Я спустился под мост и зашагал вдоль железнодорожных путей по разбитой булыжной дороге. Через десять минут мои ноги достигли пункта назначения, а перед глазами открылась следующая картина.

Неподалеку от платформы, возле сваленных грудой строительных плит, потрепанный жизнью худосочный интеллектуал, лет шестидесяти, переодевался в старое синее трико с вышитым на груди гербом «Союза Советских Социалистических Республик». Этот пенсионер снимал с себя свой заношенный пиджак черного цвета, галстук, и, такую же выцветшую от времени, синюю рубашку, наряд, который этим днем не принёс ему лучшей работы, чем та, которая ждала всех нас впереди. Недалеко от пенсионера, на бордюре перрона, сидела группа крепеньких подростков лет 17-ти. Один из этих ребят, рыжеволосый крепыш, похожий на случайно выпавшего с лошадиной повозки крестьянского сына, задумчиво грыз яблоко.

Собравшихся около платформы людей было где-то человек сто. Каждый расположился кто как смог. Кто-то сидел на земле, кто-то стоя покуривал дешевенькие сигареты, кто-то поглядывал на наручные часы, а кто-то, облокотившись о фонарный столб печально смотрел в сторону булыжной дороги. Основную массу пришедших составляли мужчины средних лет. Кое как одетые, обросшие щетинами и бородами, они, как грязные воробьи сбились в серую кучу в предвкушении начала работы.

Через пол часа ожидания, со стороны дороги, послышался звук автомобиля, неспешно едущего по ухабистой брусчатке. Похоже было на то, что водитель никуда не спешил и со знанием фарватера аккуратно объезжал выбоины дороги. Через какое-то время, в поле зрения показался и сам автомобиль. Это был новенький пикап «Митсубиси L-200», который деловито зарулил прямо в толпу собравшихся.

Из машины выпрыгнул низкорослый лысый человек плотного телосложения, похожий на злого гнома, одетого в добротную кожаную куртку. Толпа с вопрошанием тут же окружила гнома, а он, не обращая ни на кого никакого внимания, подобно линкору, разрезающему морские волны, деловито зашагал к одному из товарных вагонов.

– Расступитесь! – сказал гном подойдя к вагону и открыл его створки, – Стали, стадо баранов!

Люди расступились, и властелин толпы ловко запрыгнул в вагон, затем развернулся лицом к собравшимся и начал вещать:

– Фуры будут подъезжать прямо сюда, так что так, доходяги, берем коробки и складываем их туда, в вагоны, – сказал гном и жестом руки указал внутрь пустого вагона, – Двое сверху с машин подают, остальные принимают и носят. Все ясно?

– Сколько платишь? – спросил кто-то из толпы.

– По семьсот на руки, как в объявлении, – ответил гном, – Деньги утром, но только тем, кто останется до конца, сразу говорю, никаких авансов, перекуров, и прочей херни. Все ясно?

Люди молчали. Тогда властелин толпы повторил еще раз свой вопрос:

– Я спрашиваю, все ясно!

– Сколько фур разгрузить нужно? – спросил рыжеволосый крестьянский сын и выкинул в сторону огрызок яблока.

– Столько, сколько нужно будет, – ответил гном, – Еще вопросы?

– Обед будет? – выкрикнул из толпы какой-то замызганный гражданина с пропитым лицом и взъерошенными волосами на голове.

– Посмотрим, если успевать будете, – ответил гном.

– Денег на обед то дашь? – спросил из толпы высокорослый бородач в тельняшке.

Толпа засмеялась, а гном пристально посмотрел на бородача и с вызовом произнес:

– Может за тебя еще и разгрузить все это добро?! Еще раз объясняю, для тупых, то есть для вас олени, деньги получите не раньше, чем закончатся машины. Не надо ныть и клянчить, кто не остается грузить до утра, тот остается без зарплаты. Ну, все, за работу, – скомандовал гном и спрыгнул с вагона на землю.

Время перевалило уже за полночь, а фуры все никак не хотели заканчиваться. Они приезжали по булыжной дороге одна за другой, проседая под тяжестью своих грузов. Машины подходили с интервалом где-то в двадцать минут. Если случалось так, что мы не успевали разгрузить предыдущий грузовик, до приезда следующей фуры, то гном торопил нас всех матом, пытаясь, таким образом, ускорить процесс.

С каждым часом грузчиков становилось все меньше и меньше, а двадцатикилограммовые коробки, что мы таскали, становились все тяжелее, и бегать с ними приходилось все быстрее, и быстрее.

– Грузим, какую-то дичь, – сказал мне рыжеволосый крестьянский сын, закидывая подобно баскетбольному мячу коробку с жиром на верхний ярус пирамиды, сооруженной внутри вагона из других аналогичных коробок.

– Какая разница что грузить, – ответил ему я и поставил коробку на железный пол вагона.

– Не скажи, – возразил крестьянский сын, – Грузили бы что-нибудь нужное, то можно было бы прихватить с собой коробочку какую, а этот жир, кому он только нужен.

– Так бы ты и прихватил на глазах у этого цербера из L200, – возразил я и посмотрел на этикетку на коробке, где была, до этого момента ни разу меня не беспокоящая надпись: «Сухой растительный жир в порошке».

– Ну, не прихватил бы, так здесь поел тогда, на той неделе горошек в банках грузили, так и сами наелись, да и вообще, тебе кстати горошек не нужен? В банках? – спросил у меня крестьянский сын по дороге к грузовикам.

– Нет, не нужен, – ответил я, – Мне деньги нужны.

– Деньги всем нужны, – ответил крестьянский сын, и затем добавил, – Ты бы не усердствовал так с коробками, а то до утра не дотянешь.

– Не учи ученого, – ответил я, и взвалил себе на плечо очередной ящик с жиром.

На станции «Сортировочная», я был давно уже не новичок, и прекрасно знал, что грузить коробки с жиром, это совсем не фитнес, а скорее марафон на выживание. Отличие от спортзала очень простое, там ты выкладываешься за полтора, два часа, и идешь счастливый в душ, а здесь, твоя главная задача беречь свои силы всеми возможными и невозможными способами, иначе не видать тебе утром денег. Там – «быстрее, выше, сильнее», а здесь, надо действовать, как однажды заповедовал нам герцог Уинстон Черчилль, который сказал:

«Я никогда не стоял, когда можно было сидеть, и никогда не сидел, когда можно было лежать.»

Наступило утро, уцелевшие из нас расположились на земле возле фонарного столба в ожидании, когда работодатель отпустит водителя крайней фуры и примется выдавать зарплату. Из толпы, где-то в сто человек, что была еще вчера вечером, сегодня, нас осталось всего тридцать. Крестьянский сын достал из своего рюкзака очередное яблоко, зажал его между своих огромных ладоней, лихо сломал пополам, и затем протянул мне половину фрукта. Я молча взял яблоко, кивнул крестьянскому сыну в знак благодарности, и откусил небольшой кусок. Казалось, что желудочный сок расщеплял яблоко на молекулы еще в пищеводе, и оно таяло по пути, так и не успев достичь недр желудка.