Анна Ханина - Осенний жираф

Наверное, я слишком увлекся своей молодой женой, хотя можно ли говорить «слишком», когда речь идет о Карен? Но, так или иначе, а очередную смену власти я прозевал, не успев, как водится в наших краях, заверить нового лидера в своих верноподданнических чувствах. А может, дело было и не в этом, но Михо бросил меня в тюрягу, тут же переписав весь мой бизнес и недвижимость на свою челядь. Через сто дней тюрьмы он даже встретился со мной. Меня привезли в президентский дворец, дав возможность наскоро привести себя в порядок. «Тед, – сказал он мне, – нужно отдать все». И я отдал, чем выкупил свою свободу. Я сам перевел деньги со своих швейцарских счетов.

На улице шел проливной дождь, когда мы с Карен стояли, нищие, посреди улицы. Нас выбросили, как приблудившихся котят, прямо на мостовую, без денег, еды и дома, не дав унести с собой даже зубную щетку. Карен, светловолосая дочь Норвегии, плакала, и ее слезы вместе с дождем каплями скатывались по моей груди. «Куда нам идти?» – спросила она. «В „Солнечную долину“», – сказал я и взял ее на руки. Это единственное, до чего не дотянулись власти, и что чудом осталось в нашем распоряжении, ведь благодаря шутке моего поверенного в реестре этот отель принадлежал нашему псу. «Ты жил у меня с рождения, а теперь я пришел жить к тебе», – сказал я ему, вилявшему мне хвостом, как маленький щенок.

Первую ночь мы спали голодные в холодном доме, и только Банга грел нас, забравшись в нашу постель. Но голод прекрасно умеет мотивировать, заставляя человека подниматься с самого дна своих печалей, и на время забывая о всех трудностях и несправедливостях жизни, взяться за тот насущный труд, который может накормить прямо сейчас, к обеду или хотя бы к ужину. Дом нашего знакомства второй раз за короткое время коренным образом менял нашу жизнь, теперь обеспечивая самым необходимым.

Наш отель перестал быть закрытым клубом – «Солнечная долина» распахнула свои объятия туристам, предлагая им простую еду и ночлег. Всего два номера нашей мини-гостиницы кормили и поили нас, позволяя не ожидать с тревогой прихода голодных спазмов желудка. Мы с Карен спали в кухне, чтобы не занимать комнаты. Вдвоем мы заменили весь обслуживающий персонал, и периодически нам казалось, что мы состарились и, как два старика, носимся вокруг толпы детей и внуков, приехавших к нам погостить и задержавшихся сверх всякой меры.

А вечерами моя Карен пела для гостей свою серенаду о том солнце, которое она видит даже посреди дождя, и ее глаза все так же сияли, как самые яркие звезды небосклона. Мы засыпали в тесной кухне, прижимаясь друг к другу, и мое серце разрывалось от слез, и уныние накатывало волнами, вызывая ужас и тошноту. Наверняка это потому, что я не умел, как Карен, видеть солнце, когда его нет. Но рано утром я просыпался до первых петухов, и с первыми лучами солнца мое сердце пело и согревалось, ведь вся моя семья – мой пес и Карен были рядом. Мы разменяли мир цветных витрин на жизнь вдвоем ради друг друга – разве не об этом мечтают власть имущие, находясь на вершине олимпа?

Второго января во дворе «Солнечной долины» я увидел Михо с его супругой Вивьен на руках. Четверо охранников угрюмо осматривали наш отель, а Михо и Вивьен с усмешкой стояли у нашей импровизированной стойки регистрации. Вивьен, некогда чрезвычайно красивая и властная женщина с горделивым профилем, возвышалась над Михо, стояла за ним, как нерушимая скала, демонстрируя всю мощь и полноту власти. «Мы хотим остановиться у вас на ночь, – сказал Михо, глядя мне прямо в глаза. – Мы снимаем весь отель, по комнате мне и Вивьен. Охрана переночует во дворе в автомобиле».

Голодная жизнь учит смирять свою гордость сильнее десятков лет, проведенных в тибетском монастыре, скажу я вам. Я принял деньги, не рискнув отказать. Раз Михо оказался здесь, значит, наша шутка с реестром всплыла, и только от него зависит, оставят ли «Солнечную долину» нам. По требованию гостей мы накрыли ужин на четверых. Дорогое вино вперемешку с деликатесами, привезенными гостями с собой, пьянило кровь, и легкий туман, как после приема особенно мощного обезболивающего, застилал глаза. Мне казалось, что мы никак не могли насытиться, изголодавшись по вкусностям богатой жизни. Затем Карен нам пела, и казалось, что сам ангел раскинул крылья над нашим домом.

Огонь в камине догорал, и Вивьен попросила показать ей дорогу в ее комнату. Взяв свечу, мы поднялись наверх. Я вошел в комнату первым, освещая ее. Вивьен прошла за мной и закрыла дверь, перегородив собой выход. Чуть погодя, возвращаясь из комнаты Вивьен, я услышал ритмичное поскрипывание койки в комнате Михо. Я лег в кухне и обнял пса. Где-то через час пришла Карен и молча легла рядом…

Проснувшись утром, я понял, что гости покинули наше жилище еще ночью, оставив на стойке плату и скудные чаевые, завернутые в записку. Развернув ее, я увидел начерченные рукой Михо буквы: «Надо было отдать все». Поднявшись, я убрал комнаты, приведя их в порядок, и застелил кровати свежим бельем. Затем выполнил всю свою утреннюю работу: наколол дрова, принес воду и провизию с рынка. Работа отгоняла хандру, разгоняя кровь по жилам и наполняя энергией каждую клетку тела.

На пороге дома появилась Карен, суровая дочь Норвегии, одетая по-зимнему, так, будто собиралась в дальний поход. В ее руках был собран весь наш нехитрый скарб, а рядом стоял Банга в своем парадно-выходном ошейнике. Она подошла ко мне и поставила чемоданы рядом. Мы стояли вместе, плечом к плечу, разглядывая нашу «Солнечную долину», и ветер грозно ревел вокруг, разбрасывая снег по веткам деревьев. Затем Карен бросила пылающий факел в дом, и огонь стал быстро набирать силу.

«Куда нам идти?», – спросил я ее, как она когда-то спрашивала меня, стоя на мостовой. «К солнцу», – сказала мне она. Огонь трещал за нашими спинами, освещая заревом путь.

К вечеру, когда голод и усталость сморили Карен, а непроходимый зимний лес окончательно скрыл от нас отблески пожара, я снял с поводка пса и крепко поцеловал его. Затем я поднял Карен на руки, и так мы шли еще некоторое время, а Карен шептала мне слова любви прямо в ухо.

Кто видел совет львиной стаи, тот никогда не забудет этих минут. Величественное зрелище восхождения всего прайда на гору, включая молодых львят, львиц и почтенных пожилых львов, чьи седины порядком смешали благородный рыжий цвет с белым. В отличие от гиен, чьи стайные повадки хорошо известны всему животному миру, львы собираются крайне редко, чаще представляя собой союз гордых воинов с роскошными гаремами и многочисленным потомством.