Михаил Орлов - Между молотом и наковальней. Из хроник времен XIV века

Витовт слез с коня, достал из переметной сумы черного и белого ягнят, отдал их волхву-кривису, и тот начал высекать огнивом искры у хвороста, сложенного заранее. Тут внезапно на другой стороне поляны зашевелились кусты, и из них показался хозяин леса – медведь. При виде людей он сперва, опешив, замер, но потом взревел, поднялся на задние лапы и пошел на них. Витовт кинулся к рогатине, притороченной к седлу, и когда до зверя оставалось не больше пяти шагов, бросился ему навстречу и вонзил широкое острие меж передних лап медведя. Тот взревел, напирая на рогатину, от чего острие еще глубже входило в грудь. В следующий миг зверь осел, захрипел и повалился набок. Настал черед меча. Через мгновение все было кончено и Витовт уже вытирал клинок о свежую зеленую траву.

Вечером, возвращаясь в Мариенбург, переполненные впечатлениями охотники оживленно переговаривались, обсуждая то одно, то другое. Конечно, они с завистью вспоминали Витовта с его знатным трофеем, недоумевая:

– Как это ему удалось выследить косолапого и сразится с ним, без егерей и собак? Чудеса, да и только!

Другие искали виноватого:

– Куда только смотрел старший ловчий?

Третьи говорили:

– Везунчик этот литвин, да и только… Воистину, кому суждено утонуть, того не зарежут.

Великий магистр Конрад Цольнер фон Ротенштейн не участвовал в охоте, сославшись на государственные заботы, а на самом деле по телесной немощи. Ему все чаще вспоминался его предшественник, благородный Винрих фон Книпроде, как будто манивший его к себе… «Не в могилу же он меня зовет, не в часовню святой Анны.» – спрашивал себя магистр, прохаживаясь по двору.

Перед сном магистр молился в дворцовой часовне святой Екатерины, но даже в этот поздний час орденские заботы не оставляли его в покое. Дежурный паж, прервав чтение молитвы, с поклоном доложил о том, что в приемной его ожидает брат Фридрих. «Неужели это так спешно?» – подумал Цольнер, вздохнул и, поднявшись с колен, велел ввести капеллана. Орден превыше всего.

– С чем пожаловал? – сухо спросил магистр.

Вошедший поднял голову. Это был тот самый человек, который принудил Шишку к сотрудничеству с Тевтонским братством. В сумраке часовни лицо его выглядело еще бледнее, чем при свете дня, а глубоко посаженные глаза напоминали пустые глазницы черепа.

– Мне показалось подозрительным, что равнодушный к охоте Витовт изъявил желание принять в ней участие, к тому же с дочерью, у которой совсем другое на уме. Я велел проследить за ними… В лесу они якобы «заплутали», но за ними неотступно следовала пара орденских егерей. Убив случайно напавшего на него медведя, князь принес жертвоприношение языческим богам, и Софья произнесла над кострищем то ли заклинание, то ли клятву, расслышать которую мои люди не смогли. Впрочем, если бы они и расслышали ее, то ничего бы не поняли, ибо не знают их скотского языка. Однако коли Витовт служит Богу, то не должен служить Дьяволу, ибо обоим служить невозможно.

– Литовцы неисправимы, – в задумчивости покачал головой магистр, а про себя подумал: «Пока князь подчиняется Ордену, ему можно простить даже тайное язычество, но простят ли бесы это тому, кто служит Христу? Это вопрос для теологов… Когда-то братья-тамплиеры имели связь с ассасинами, и чем это кончилось – всем известно…»

Будучи одновременно государем и монахом, богословом и интриганом, грешником и праведником, великому магистр вынужденно закрывал глаза на неблаговидные поступки своих союзников в интересах ордена Пресвятой Девы Марии, а в преддверии похода на Литву такого союзника, как Витовт, трудно переоценить.

Для сопровождения дочери в Москву Витовт выделил своего свояка Ивана Ольгимунтовича Ольшанского (Гольшанского) с дюжиной литовских витязей. Негоже княжне странствовать под чужой охраной, а свояк прежде посещал Великий Новгород с дипломатической миссией, знал тамошние нравы и был безусловно предан князю.

Великому магистру благородному брату Конраду Цольнеру фон Ротенштейну нездоровилось, потому он поручил ризничему Ордена вручить Софье в подарок ларец с украшениями из прусского янтаря и золотое распятие, освященное папой, неизвестно только каким – Бонифацием IX или Климентом VII…

Витовт надеялся с помощью братьев Ордена занять Вильно, а потому все его мысли занимал предстоящий поход. Князь согласовывал маршрут с великим комтуром [42] Комтур (командор) – правитель города или замка. Конрадом фон Валленроде и великим маршалом Эльгхардом Рабе фон Вильштайном, хотя другого пути в Литву, кроме как по Неману и Нерису, не существовало, ибо осадные пороки и пушки по лесным тропам не доставить, а без них Вильно не взять. Меж тем никто пока не ведал, что по совету коморника Прокши гарнизон столицы Литвы был усилен отрядом ляхов.

Кортеж Софьи направился к Данцигу, находившемуся на расстоянии около пятидесяти верст от Мариенбурга. Всадник на доброй лошади мог преодолеть этот путь за день-полтора, но посольский поезд останавливался во всех замках, а те стояли через каждые десять верст, и там пировали.

Справа от повозки княжны скакал Иван Ольгимунтович, а слева – княжеский рында Шишка. Время от времени Софья высовывалась то в одну, то в другую сторону и заговаривала с одним из своих сопровождающих. У первого она расспросила о Великом Новгороде, который ей предстояло посетить, и о волках-оборотнях, которые водились в тамошних лесах, а у второго – о житье-бытье в Орде и морских чудовищах, которые, как тот утверждал, он видел, плывя из Кафы в Царьград. Развлекая княжну, оба врали напропалую. Она об этом догадывалась, но не показывала и виду, кивая всему, что ей говорили.

Из Данцига посольство на купеческом когге «Святой Яков» намеревалось добраться до новгородской крепости Орешек, или Орехов. Высокобортные суда этого типа имели навесной руль, кормовую надстройку – ахтеркастль, неплохие мореходные качества и обладали хорошей грузоподъемностью, но были тихоходны. Однако для коммерческих перевозок скорость имела второстепенное значение. Опасаясь литовского наместника Ягайло – Скиргайло, Витовт настоял на выборе морского пути как наиболее безопасного. В Жмуди Софью в самом деле поджидали недруги. Все, что происходило в Мариенбурге, вскоре доходило до Вильно и наоборот. Обе столицы кишели лазутчиками, которых вылавливали и вешали, но свято место пусто не бывает. Сохранить отъезд Софьи в тайне не представлялось возможным.

Магистрат Данцига по случаю приезда московского посольства с княжной устроил в ратуше прием. Особое место при этом занимали пир и танцы. По обычаям той поры, кавалерам полагалось приглашать на танец своих соседок, сидящих по левую руку и в течение вечера не полагалось менять партнерш. К своему несчастью, тучному и немолодому Ивану Ольгимунтовичу пришлось танцевать с резвой княжной то «в цепочку», то «по кругу». Тем временем Шишку, скучавшего на празднике жизни, разыскал брат Фридрих и дал ему последние наставления о том, как следует поступать в том или ином случае…