Даниэль Орлов - Саша слышит самолёты. Премия имени Н. В. Гоголя

Мама постоянно печатала на машинке, подкладывая под неё свёрнутое байковое одеяло, но звук все равно раскатывался по золотому, гладкому паркету медными монетками, отскакивал от стен, забивался под плинтус. Она работала днём, когда большинство жильцов дома были на службе, а она, наоборот, только возвращалась из редакции. Покормив Сашеньку, расставив перед ней коробки с кубиками и пластмассовыми солдатиками, мама раскладывала на столе жёлтые листки, которые доставала из потёртой картонной папки с тесёмками, и начинала ритмично украшать другие, тонкие, почти прозрачные листочки небольшого формата ровными рядами буковок. Саша любила наблюдать за тем, как эти буковки выстраиваются в фаланги подобно греческим воинам из детской энциклопедии, картинки в которой она разглядывала каждый день.

Она рано научилась читать. Мама играла с ней «в совушек», которые прилетали и улетали, принося разные буквы и слова. Потом совушки стали приносить целые предложения, а однажды они принесли Карлсона. Сашенька сразу его узнала по мультфильму и захотела узнать, что же там было дальше. В пять лет она уже знала, что было на самом деле с Незнайкой, что с Пеппи Длинный Чулок, а в шесть – что с Нильсом и дикими гусями. Книжки проглатывались быстрее конфет из огромных жестяных коробок, что привозил папа. Кстати, конфет таких ни у кого во дворе никогда не было. Это были не банальные «Мишки на севере», а какие-то загадочные, с нездешним вкусом и запахом. Еще были ковбойские шарики, которых можно было набить полный рот, а потом надувать огромные пузыри, лопающиеся и прилипающие к носу. Ими ещё можно было очень громко щёлкать. Эти щелчки оглушительно звучали на лестничной площадке, отдаваясь эхом где-то возле лестницы на чердак. Сашенька подтягивалась на перилах, надувала пузырь, оглушительно щёлкала и громко-громко смеялась. На смех из квартиры выскакивала мама и, оглянувшись по сторонам, быстро уводила девочку в квартиру. «Тсс… – говорила мама – ты же помнишь, что мы с тобой разведчики? Никто не должен знать, что нам хорошо. Иначе придут злые люди, и станет плохо».

Сашенька помнила. Она видела, что эта игра заботит маму и папу гораздо больше, нежели её, что было не совсем понятно, учитывая, что Сашенька умела переключаться на другие игры, а родители всё время играли в одну и ту же. Они звонили друг другу по телефону, изменяя голос, говорили об отвлечённых вещах, на самом деле договариваясь о том, куда они пойдут перед ужином. Во всем этом явно заключался некий очень важный для них обоих смысл, но понять его Сашенька до некоторых пор не могла, а спрашивать не хотела. Она вообще мало что спрашивала в детстве, предпочитая сама придумывать объяснения тому, что было неясно. Позже, в школе, у неё даже случались проблемы с учителями. Те усматривали в Саше леность ума, настаивали на дополнительных занятиях и посещении факультативов. Но и на дополнительных занятиях Сашенька не задавала вопросов, а просто внимательно слушала, склонив голову набок и покачивая ногой в ортопедическом сандалике.

Её прекрасная память позволяла сразу запоминать урок, а природная сметливость не позволяла отвечать его как-то иначе, как точно по тексту учебника. В то же время всё неясное и непонятное живо интересовало девочку. Каждый день она совершала массу открытий, выводя закономерности и связи между окружавшими её предметами и понятиями. Когда в школе проходили цифры и учились считать, Сашенька уже знала о цифрах всё, что может понять человек. Для неё это были самые великие абстракции в мире, чудо из чудес, которого почему-то не видели остальные, включая и учительницу. Относительно учительницы у девочки иллюзий не случалось. Та просто оттарабанивала привычные слова для привычной детской аудитории, не задумываясь особенно, что дети понимают, а что только делают вид, что понимают. В ответ учительница Сашеньку не любила, чувствовала, что та видит всю её неискренность. Потому девочка обычно оказывалась объектом для нравоучений и предложений посмотреть, «как нельзя делать». Но когда начальная школа закончилась и на каждый предмет появился свой педагог, успеваемость Сашеньки резко улучшилась. Она вышла в первые ученицы, и её портрет, то с косичками и пионерским галстуком, то с немодной уже причёской «сэссон» под молодую Мирей Матье с шариком начавших виться волос украсил школьную доску почёта.

Она бегом бежала из школы, что находилась в небольшом переулочке, примыкавшем к улице Станиславского, с предвкушением, что увидит папу, который вчера вернулся. Он ещё не приходил к ним и даже не звонил, но она была уверена, что он в Москве. Вечером, когда уже пора было ложиться спать, из-за стенки донеслись звуки пианино. И Сашенька знала, что это играет папа. Это его тонкие сильные пальцы опускаются на клавиши, чтобы родить из недр инструмента красивую сложную мелодию. Мама обнимала Сашеньку, и они вместе сидели на тахте, приставленной к стене в гостиной, и слушали, слушали, слушали. Разведчицы в тылу врага. Две боевые подруги. Две вечно ждущие девы.

За стеной жили родители маминой одноклассницы тёти Нины – дед Егор и бабушка Варвара. Однажды, вскоре после того, как ей исполнилось шесть лет, Сашенька гуляла с мамой на детской площадке во дворе. Вдруг она увидела папу, который шёл рядом с бабушкой Варварой, – в одной руке он нёс огромную красную сумку, а другой придерживал за хлястик мальчика немного постарше Сашеньки. Она почувствовала, что папа на миг растерялся, увидев их, даже замер чуть заметно, отпустив мальчика, но сделал вид, что лишь для того, чтобы переложить сумку в другую руку. Когда они подошли ближе, папа поздоровался с мамой, как они это

обычно делали, когда играли в разведчиков:

– Здравствуйте, Вера!

– Здравствуйте, Геннадий Львович, – ответила мама.

– А это ваша дочь? Совсем большая уже. Как зовут эту прекрасную леди?

Сашенька вся подтянулась и ответила за маму:

– Меня зовут Александра.

– Чудесное имя, – сказал папа, – так звали мою маму. А это мальчик Артемий, Артём, стало быть. Он будет здесь жить у бабушки с дедушкой, пока мы с его матерью делаем ремонт. Вам нужно подружиться. Ты не против?

Сашенька не была уверена, что она не против. Она понимала, что игра входит в какую-то очень важную фазу, в такую, когда в неё вовлекаются другие люди, ранее в игре не участвовавшие.

– А как вас зовут? – спросила Сашенька.

– Дядя Гена, – папа ответил спокойно, глядя дочке прямо в глаза, – я отец этого охламона. Он парень хороший, учиться может лучше всех, но не желает. Бездельник, каких свет не видывал.

– Все в детстве бездельники, – мама смотрела на папу спокойным взглядом, улыбаясь своей замечательной улыбкой. – Саша в школу пойдёт, еще неизвестно, как она будет заниматься. А как вы, Варвара Михайловна, не сложно вам будет ещё и за внуком приглядывать? Вы же вроде ещё работаете.