Ирина Мовчан - Своя ноша не тянет. Пять дней из жизни простой рекламщицы

Никто никогда не поверил бы, что все свое детство Дуся хотела быть такой, как большинство ее ровесниц. И что в детстве была у нее, как и у всех девочек, желающих несбыточного, мечта: она хотела вырасти и стать водителем трамвая. Родители подшучивали, а Дуся страдала. И только бабуля, мудрая бабуля, обсуждала с девочкой ее выбор. Хотя у нас в стране любой труд почетен, говорила бабушка очень серьезно, но внучка Евдокии Разумовской должна работать головой. В крайнем случае, совсем не работать. Но уж никак не числиться в «работягах». Поэтому надо учиться, много читать, чтобы, когда вырастешь, много знать, и уже тогда можно будет выбрать работу какую захочешь, можно побыть немножко и водителем трамвая, если интересно.

Как было бы хорошо, чтобы хоть кто-нибудь, взрослый, старший и умный, пришел и сказал, что нужно сейчас делать Дусе, а чего нельзя делать ни в коем случае. И запретил бы, например, ходить на работу, как не позволяли родители ходить в школу в восьмом классе во время менингитного карантина. И выяснил бы «по своим каналам», про которые в голову не пришло бы никому ничего уточнять, что это за люди следят за Дусей вторую неделю и для чего они это делают. А главное, когда это закончится. И чем.

Между тем Дуся добралась до «Маяковской», вышла из метро и свернула на Тверскую. Оп-ля! Уже стоят! Да сразу двое! Хорошо, бабуля не видит. Стриженый и Рохля, так прозвала их бабушка. Про Стриженого все было понятно – волосы почти «под ноль», как сейчас стригутся многие мужчины, это почему-то считается спортивным стилем. А вот почему второго бабуля прозвала Рохлей, Дуся так и не поняла. «Что тут непонятного! – удивлялась бабуля. – Да его за версту видно, даром что я с восьмого этажа смотрю и вижу в девяносто два года не очень-то. Рохля, он рохля и есть, поверь мне, уж я мужиков повидала!» Более серьезных аргументов, почему этот «хвост» назван ею так, бабуля не приводила. Рохля, и все. «Однако же рохля не рохля, а как-то дела свои бросил и примчался по звонку, – размышляла Дуся. – Значит, важно им меня травить. Кто же им платит, и зачем?» Платят – Дуся уже не сомневалась, на себя так не работают. Зачем – был главный вопрос. «Кто шляпку спер, тот и тетку пришил… Это я к чему? А, конечно. Выяснить зачем, значит, выяснить – кто. Или сначала выяснить, кто, и будет ясно, зачем? И не скажешь себе, что потом об этом подумаю,» – позавидовала Дуся героине «Унесенных ветром», входя в подъезд своего агентства.

В холле, проходя мимо зеркала, Дуся проверила, нет ли озабоченности на лице, подобралась и завернула за угол. Большие круглые часы над столом, важно именуемым «рисепшн», показывали без трех минут десять. Секретарши Ларисы на месте не было. Дуся всегда приходила на работу вовремя, чему открыто завидовали многие коллеги. Пунктуальность считалась у начальства признаком наличия остальных деловых качеств, которыми должен обладать менеджер по рекламе. Коллектив глухо роптал, что менеджер по рекламе – профессия творческая, а творческие люди, всем известно, рассеянны и несобраны. Поэтому требовать от сотрудников приходить на работу ровно в десять – это гасить их созидательный порыв, поскольку человек, спеша на работу, думает не о том, как правильно, качественно и стильно «раскрутить» товар клиента, а о том, успеет ли он, сотрудник, до десяти часов утра закрыть за собой входную дверь или нет.

Менеджеры, одиннадцать человек, сидели в одном большом помещении, называемом «менеджерской», разделенном на кабинки пластиковыми перегородками. Такими, что поговорить еще можно через верх, и то не о своем девичьем, а о вещах глобальных, политике там или производственном процессе, а вот увидеть, что делается у соседа, уже нет. Угол менеджерской был отгорожен со всех сторон, имел дверь и крышу и именовался «кабинет шефа».

Если кондиционер втягивал и выпускал обратно, разнося в разные стороны, запах лака для ногтей или, например, средства для укладки волос, шеф, начальник отдела прессы, делал так называемый «обход», нюхая воздух в каждой кабинке и, сощурившись, разглядывал у сотрудниц ногти и прически. Если в воздухе стоял только запах кофе, шеф сидел у себя в кабинете и целыми днями что-то вполголоса бубнил по телефону. Дусе казалось, что говорил он постоянно с женщинами, причем с разными, потому что каждый раз Олег бубнил другим тоном. Впрочем, специально Дуся не прислушивалась, шеф был нормальный и компромат на него рыть не было никакой нужды. А до чужого грязного белья или скелетов в шкафах Дусе не было никакого дела. Опять же, если бы Олег считал свои разговоры секретными, он бы не держал дверь кабинета нараспашку. Некогда было Дусе сильно вникать в особенности разговоров шефа, других забот полно: нужно работать, а дома бабуля без присмотра.

Дуся пыталась организовать Евдокии Романовне «присмотр», однако строптивая бабуля наотрез отказалась от сиделки. «Дело не в том, что дорого, – выговаривала она Дусе, – а в том, что сиделка твоя будет отнимать у меня столько времени и сил, что ни на что другое их у меня не будет. Чужой человек будет торчать весь день у нас дома, делать тут все не так… И я, вместо того, чтобы смотреть телевизор или читать, буду следить за этой твоей нянькой? Нет, нет и нет!» И Дуся смирилась.

Стирала Дусе стиральная машина-автомат, уборка в их маленькой квартире занимала от силы час Дусиного времени, покупка продуктов не вставала в проблему – под окнами построили «Рамстор», большой продуктовый супермаркет, и Дуся постепенно привыкла к такому порядку вещей. Единственное, что нельзя было устроить – это общение для бабули. Все ее задушевные подружки постепенно умерли, и последние лет семь Дуся была главной собеседницей Евдокии Романовны. С молодыми – годков шестидесяти – соседками бабуля не сближалась, «не о чем говорить», разве что решала вопросы общественные, например, чья очередь звонить жаловаться на электриков, которые третий день не чинят свет в подъезде. Бабуле подъезд был без надобности, но Дуся каждый день ходила на работу, и бабуся старалась «создать внучке условия для нормальной жизни». Считалось, что если в ДЕЗ будет звонить один человек, коммунальщики будут менее оперативно принимать меры, чем по сигналам от разных жильцов.

С утра, проводив внучку, Евдокия Романовна устраивалась возле окна, клала рядом на тумбочку книгу и очки, включала телевизор. Однако, заметила Дуся, в последнее время почти не читала, предпочитала смотреть по очереди то в телевизор, то в окно. И уже, пожалуй, все больше в окно, чем в телевизор. А все из-за этой проклятой слежки.

На своей работе Дуся сосредоточиться никак не могла. А надо было: задание есть, и очень перспективное. Новый клиент – крупный немецкий строительный концерн Энке – заказал рекламную кампанию для своей всемирно известной продукции. Сначала наверняка был анализ российского рынка, сделанный тремя-пятью разными не зависимыми друг от друга маркетинговыми агентствами. Потом они там в Германии все посчитали, спрогнозировали и спланировали. Теперь они выбрали рекламное агентство, способное реализовать их масштабные планы.