Владимир Апарин - Малахитовое отчаяние

– Отметельте его, пока почки свои не выплюнет! – молча посмотрел я на охранников.

Те с остервенением начали «закапывать» своего шефа, не давая ему даже подняться. Что он кричал, я не разобрал. Только собрал с капота мою добычу и, сунув ее в руку Шурику, молча наблюдавшему со всеми работниками за моими разборками, предложил убраться нам побыстрее.

– Бесполезно. Пока мы до леса дойдем, они очухаются и точно нас закопают, – запричитал Сеня – Сабля.

– За мной! Обещаю, что всё будет хорошо.

Мы торопливо вчетвером двинулись по полигону в сторону леса. От работающих трактиров бежало несколько человек к месту, где всё еще избивали Эдика. Ему сегодня явно не повезло. Едва мы преодолели половину пути, заметили, как со стороны выезда мелькнула поблескивающими огнями милицейская машина.

– Ну, хана! – заскулил Семен. – Это Вован, братан Эдика. Гаишник. Он не разговаривает, сразу за пистолет хватается.

– Тихо! Встаньте за мной, – сказал я и заметил, что выполнили они мое приказание мгновенно. Видимо, уже поняли, что меня лучше слушаться.

Этот гаишник гнал как чокнутый, видимо, ему уже сообщили. В наше время появившихся сотовых телефонов – это не фокус. Это у рядовых граждан их еще не было, а эта мразь вся ими обзавелась. Он решил нас сбить на своей государственной «Тойоте», но не тут-то было. Я заставил его нажать на тормоз, едва мы встретились взглядом. Представляете, как это выбило его из седла, потому что он, как порядочный гаишник не был пристегнут ремнем безопасности. Первыми через задние двери выбрались двое его помощников, видимо, тоже из деревенских рябят. Но они встали как вкопанные – я приказал. Затем в отрывшуюся дверь прямо-таки выпал хрен в гаишной форме, за центнер весом!

У него из приплюснутых и повторявших форму лобового стекла ноздрей хлестала яркая кровь. Правой рукой он силой выдернул сплющенную фуражку со лба, а из дырки, оставленной болтом кокарды, тоже забила струя. Левой он уже лежа тянулся за кобурой. У него день тоже не задался!

Крепкие земляки получили команду добить и пристрелить.

Мы как можно быстрее двинулись к спасительному лесу, слыша за спиной несколько выстрелов. И, когда листва наконец нас поглотила, я краем глаза заметил еще милицейские машины. УАЗ – буханка, несколько «Нив» и «Газ-3710», оборудованный под ОМОН.

Впереди нас замаячила трасса, полная проходящих машин, а позади послышались автоматные очереди. Усесться в проходящую машину тоже было не трудным делом.

– Ну, куда нам теперь? Решайте! – спросил я у запыхавшихся и притихших спутников.

Они молчали.

– Ну вещи-то ваши вам нужны?

– Да пропади они пропадом после такого, – заскулил вновь Семен.

– Однако время у нас есть. Если хотите что-то взять, давайте возьмем.

– Хотим, – хором ответили они.

Нас довезли ровно до этого же съезда, где пару часов назад я остановил «Тойоту-лендкрузер». Даже костерок еще теплился и в лесной августовской действительности напоминал о приближающейся осени.

Спутники, наперебой выхватывая друг у друга бутылку, снимали стресс.

– Ну а ты что же, – спросил я у Людмилы, которой предстояло стать моей Леночкой. – На, – налил я ей в свою стопочку и подал.

Да! Работа предстояла грандиозная, судя по тому, как она проглотила и не поморщилась.

– Ты кто, мужик? – наконец пришли в себя Сеня с Шуриком. – Не заливай нам про психушку.

– Я действительно псих, – объяснил я, – потому и держали взаперти.

Они хорошенько поматерились на судьбу и заявили, что я сломал их привычный образ жизни.

– Хотите со мной? Поехали в Красноярск, город большой, помоек не меньше, чем в Челябинске.

– Нет, у вас там морозы зимой лютые, – ответил Шурик. – Они очень сокращают жизнь.

Все их ответы я вам передаю литературным языком, иначе это не напечатали бы редакторы.

– Найдете теплый подвал или теплотрассу.

Но мои оппоненты были непреклонны, а, чтобы не затягивать наше расставание, Шурик вдруг рявкнул на Людмилу.

– Слушай, Шкура, не парь мужику мозг, ты меня знаешь!

– Что такое? – заинтересовался я, заметив, что Людочка что-то уж очень тихая и явно собравшаяся в дорогу.

– Не суй свой нос не в свое дело. Может это мой шанс.

– Да в чём дело-то? – теперь насторожился я.

– Ну как хочешь, дрянь, а я мужик и не могу Серегу бросить через колено. Она не Улицкая и не была ею никогда. Четыре срока за мошенничество, а с Улицкой она в психушке познакомилась. Лечили её там от этого дела.

Он щелкнул себя грязным пальцем по кадыку.

– Ну? – сгорал я от нетерпения.

– Ну что ну? Зимует она у нее каждый год, пока мы здесь в теплопункте загибаемся, а весной приходит чистенькой и отъевшейся. Подружки они. Та – нормальная, а эта – шалава. А нас просила ее Улицкой называть.

– Ты меня обманула? – обратился я к Людмиле.

– Ну а чё тут такого-то? Ты хотел, чтобы я была ею и я стала. В чем проблема-то?

– Ну мне она нужна! Ты человек или как?

– Ой, только без истерик. Ну, отведу я тебя к ней. Делов-то… Да зачем она тебе-то, худая, как скелет, не то что я.

– Поняли!

Я простился с приятелями, пожав их заскорузлые грязные лапища, а Людмила крикнула им:

– Ждите! Я вернусь.

– Кто бы сомневался, – донеслось до нас и утонуло в шуме проезжающих машин…

Что-то в последнее время все стали сговорчивыми, стоит только посмотреть им в глаза! Шучу! Вот и водитель «Камаза». Но думаю, что мои новые способности всё таки не телепатия. Там нужен подготовленный приемник в режиме «я жду», а мне для этих фокусов прелюдия не обязательна. Вот и сейчас от нечего делать слышу, как водитель «брезгует» присутствием «красавицы» Людмилы и психует, что она постоянно лапает рычаг переключения передач. Сам рычаг в виде головы кобры и привлекает её внимание, а он всё сомневается достать тряпку и протереть его или нет.

После очередного косого взгляда в её сторону я дергаю её за рукав.

– Перестань!

– А что тут такого? Может это я кокетничаю и хочу познакомиться, – огрызается она.

Водитель улыбается и краснеет.

– Руки сперва надо вымыть, – говорю я ей.

Действительно, как-то мы забыли про эту мелочь. Водитель кидает нам тряпку и кивает в сторону канистры, которая у меня в ногах. Мы на ходу мочим конец тряпки и трем, она мгновенно становится черным.

Машина едет в сторону Кургана и Людмилу это устраивает. А мне она не говорит о конечном пункте путешествия. А я заглядывать в ее черепушку не хочу. Боюсь привыкнуть к простому решению.

Времени обдумать происходящее со мною было достаточно. Нигде так не думается хорошо, как в дороге. Какой русский не любит быстрой езды. К этой мысли Николай Васильевич пришел бы скорее, если бы сидел в кабине «Камаза», на трассе. И этим «ментальным» наслаждением, к моему удивлению, мы перестали напитываться у знакомой таблички. На ней было написано «Шадринск». Дежавю начиналось.