Анна Кутузова - Странноведение. Маленькая городская сказка

Из-за шляпы лица спящего не было видно.

Хозяин заведения хлопотал на кухне. Всех работников – только он да семья, надо было успеть до первых посетителей. Спящего здесь считали за своего – он не в счет.

Когда все утренние дела и заготовки были сделаны, хозяин, звали его просто Борисыч, сварил две порции кофе, сварганил два щедрых бутерброда с колбасой и вышел в зал. Человек все еще спал.

Борисыч со стуком отодвинул стул напротив спящего, шумно уселся и водрузил на стол поднос с кофе и бутербродами, стаканы жалобно звякнули в подстаканниках.

Человек не проснулся.

– Что с человеком сталось! Лебедев, имей совесть, хватит спать!

Человек по фамилии Лебедев медленно поднял голову, снял шляпу.

– Прости, Борисыч.

– Лебедев, ты чего? Ночью не спишь?

– Тут не до сна, Борисыч.

– Пей кофе, ешь бутерброды. Чего приехал в такую рань?

– Ты помнишь, когда тут проложили трамвайные пути?

– Лет двадцать назад. Не помню точно.

– Я в трамвае уснул.

– Тогда все понятно.

Что именно было понятно Борисычу, он не пояснил.

А дело было так. Весь день Лебедев куда-то бежал, бежал и опаздывал. С утра, проспав, облившись горячим кофе, не найдя чистой рубашки, он так и бегал с кофейным пятном, на что постоянно отвлекался, пытаясь как-то это замаскировать. На работу проспал, пришел с опозданием, потом сразу закрутился в делах, совсем пропал в коридорах и окончательно выдохся к вечеру. Лебедев устал.

Заварил себе чаю, достал из сумки принесенные на обед бутерброды, отметив, что забыл их выложить в холодильник. Посмотрел на часы, было уже восемь вечера. Как пролетело время? Почему он так задержался? Ничего не понятно. Странный день, поскорее бы он закончился.

Перекусив, Лебедев оделся и пошел на трамвайную остановку. Вечера были уже по-осеннему свежие и прохладные.

А трамваи не торопились. В завершение суматошного и странного дня Лебедев полчаса прождал трамвай, в итоге сел не на свой маршрут. Сел на какой-то новый, такого номера он не помнил, спросил только у машиниста, в какую сторону идет трамвай. Номер он тотчас забыл. И, устроившись на жестком деревянном сиденье, тут же уснул, свесив голову.

Проснулся Лебедев сам, словно по какому-то порыву, может приснилось чего. Проснулся и не узнал местности. Прошел по трамваю к кабинке машиниста, там было пусто.

Посмотрел на часы (ну хоть часы-то он утром впопыхах не забыл) – два часа.

Ночь, на улице темень и прохлада, по ощущениям заспанного Лебедева даже и не прохлада, а холод. Впрочем, заспанным он уже не был, сон как рукой сняло. Двери были открыты, и Лебедев вышел, надо же было как-то добираться домой.

По-прежнему было непонятно, где он. Трамвай с горящими лампами, одинокая остановка с кривым фонарем и высокой каменной клумбой, в которой почему-то не росли цветы, но была пушистая чистая земля, уходящие в обе стороны поблескивающие рельсы и какие-то низкорослые дома. Естественно, окна не горели. Ночь – полночь.

– Хорошенькое дело, – сказал сам себе вслух Лебедев, чтобы как-то себя подбодрить, и еще раз огляделся.

Так, трамвай приехал с той стороны. Что там говорил машинист? Конечная, он же называл какую-то конечную. Название ее не вспоминалось, но Лебедев отчетливо помнил, что он узнал это название, это где-то в Торговом районе. Он еще отметил тогда, что это Низовье, и до Борисыча гораздо ближе, чем до его дома, стоящего на границе Низовья и Верхов. Единственный дом, стоящий прямо на каменной ограде, разделявшей две части Торгового района. Ну конечно, не на ограде буквально, но она обрывалась, уткнувшись в одну стену дома, и начиналась заново у противоположной.

Так, хорошо, конечная трамвая в Торговом. Садился Лебедев в районе Научном, но это явно не один, знакомый с детства, и не другой.

Пожав плечами, Лебедев пошел вдоль трамвайных путей в том направлении, куда трамвай «смотрел». Ничего лучше он придумать не смог. Утешал он себя тем, что именно сейчас он невольно имеет такую роскошь – неспешную (а куда уже торопиться?) прогулку по тихому ночному городу. Можно идти незнакомой пока дорогой, глазеть по сторонам насколько это позволяет фонарное освещение и вдыхать свежие, даже какие-то лесные, ароматы.

А действительно, почему так пахнет лесом? Или это он уже размечтался? Или до конца не проснулся?

Лебедев остановился и стал оглядываться. Прошел он уже достаточно, трамвай давно скрылся из виду. Времени полчетвертого.

Прилично. Места вокруг по-прежнему незнакомые. И пахнет лесом. И, это он уже сейчас понял, с самого начала его ночного путешествия пахнет лесом. Серебристые трамвайные пути. Не слишком много фонарей вокруг, по левую сторону их гораздо больше, чем по правую от Лебедева. Домики с темными окнами, редкие лавочки. Все.

Буду идти и нюхать, – решил Лебедев. А пахло лесом именно с неосвещенной правой стороны.

Дождусь ближайшего фонаря и постараюсь разглядеть, что и как, может парк какой рядом.

Через какое-то время справа он увидел фонарь. Тот стоял в отдалении от трамвайных путей и при ближайшем рассмотрении оказался весьма странным. Светил он тускло, и тому были причины – толстые мутные стекла и еще одно. Фонарь был с живым огнем.

– Средневековье какое-то! – громко и вслух сказал Лебедев.

Действительно странно! И зачем он тут с живым огнем? Ведь не освещает ровным счетом ничего. Лебедев еще немного постоял под фонарем, уперев руки в бока, а потом сделал шаг за фонарь. Ну вот уже и не видно ни зги. Толку-то от такого освещения!

Сделал еще шаг в темноту. Оглянулся, вот странный фонарь, во-он нормальные электрические фонари, дома и его трамвайные пути.

Сделал третий шаг, не услышав его, очень мягко приняла каменная уличная кладка его шал. Как будто не на камень, а на землю. А сделав четвертый шаг, он уткнулся лицом в еловую лапу. Хвоя уколола щеки, пахнуло смолянистым елочным духом.

Лебедев несколько мгновений так и стоял, уткнувшись лицом в хвою. Именно откуда-то оттуда шла свежесть, именно оттуда порывами налетал запах леса.

Вдруг ему сделалось как-то не по себе. Без особой причины. Но он поспешил вернуться к свету электрических фонарей, старательно не оглядываясь, потому что эта жуть не проходила.

Быстро дошел до путей, пошел, почти побежал, вдоль них. И, к его огромному облегчению, увидел одиноко колесящее по черным ночным улицам такси.

Помахал рукой. Сел. Хорошо.

Таксист оказался общительным дядькой. Все говорил – говорил ему все под ряд. Про погоду, про соседа, выигравшего в лотерею велосипед, про дочь отличницу, про ремонт дороги на окраине Ремесленного района. А Лебедев сидел в оцепенении, все не мог прогнать от себя свой неожиданный страх, и все разговоры таксиста доносились до его слуха, как через толстую стену.