Николай Удовиченко - Излом. Книга вторая. Времена похуже. От Кабула до Ванкувера

– Алимджон, ты старше нас на год, ты первый, – сказал Батрадз.

Таджик не стал ломаться, трясущейся здоровой рукой взял кружку и стуча зубами, начал пить. Потом подал кружку Денису. Выпил свою долю и Денис, Батрадз выпил остатки. Закусывали хлебом и помидорами, хотя есть совсем не хотели. Хмель ударил в голову, сметая все сомнения души и сердца и сразу стало легче. Алкоголь это напиток для головы, но не для сердца. Когда человек пьет алкоголь, то сердце закрывает свои ворота для всего реального и тонкого. Сейчас Денису казалось, что все произошло правильно. Все трое начали говорить шепотом, не слушая друг друга. Батрадз жестикулировал руками. Денис вспомнил об ингушах, пошел к ним. Башир и Идрис спали крепчайшим сном, будто ничего и не было. Денис вернулся.

– Что они? – спросил Батрадз.

– Крепко спят.

– Ну и не трогай их, пусть спят.

Распечатал и налил в кружку вторую бутылку. Так же, как и первую, выпили молча. Посидели. Потом Алимджон лег на свою кровать и скоро раздалось его сопение, он заснул. За ним лег и заснул Батрадз. Денис даже пьяный долго ворочался, но потом и к нему пришел сон. Спал беспокойно, что то выкрикивая во сне, дергая руками и перебирая ногами. Утром проснулся в терпимом состоянии. Но переживание этого боя на всю жизнь осталось у него. И уходили впечатления этого боя из его души медленно, иногда затмевая впечатления даже последующих боев.

Потянулись дни жизни в укреплении батальона. Скучными их назвать было нельзя. «Духи», как называли солдаты душманов, скучать не давали. То они обстреляют колону, то нападут на почтовую машину, то подорвут БТР или БМП, то обстреляют укрепление, то их снайперы убьют или ранят кого то. По приказу командира батальона, солдаты углубляли траншеи для ходьбы в полный рост, обкладывали плитами железобетона и брони огневые точки, минировали подходы к укреплению. Иногда ночью раздавался взрыв мины и крик, это подрывался «дух» на мине. Утром находили небольшую воронку, клочки опаленной одежды и лужицы крови. 66-я стрелковая бригада не давала спуска моджахедам. Их полевые командиры, среди которых были весьма грамотные военные специалисты, даже превосходя «шурави» численностью, не могли с ними ничего сделать. Даже сам Ахмад Шах Масуд, зона контроля которого, правда, не входила в зону действия 66-й бригады, не раз восклицал: «Ну что это за народ, что за солдаты! Я лично уважаю их». В зоне же 66-й бригады полевые командиры не только ненавидели и уважали «шурави», но и боялись их. К началу октября жара спала, ночи были холодными. Если ветер дул со стороны снеговых пиков, то температура падала довольно низко. К этому времени новички, прибывшие со сборным подразделением, уже немного пообкатались в боях и стычках. Они начали привыкать к повседневности войны. Хотя к этому привыкнуть трудно.

Как то рота прочесывала один из ближайших кишлаков. Населяли этот район пуштуны, народ родственный таджикам, воинственный и жесткий. Пленным они, как правило, предлагали принять Ислам, если пленный отказывался, его убивали, иногда с изощренной жестокостью. Пуштуны были всегда скрепляющим материалом Афганистана, все короли и впоследствии большинство политических лидеров происходили из пуштунов. Они умели объединять другие племена и народы Афганистана в одно целое. Взвод, где служили наши друзья на броне БТРов доехал к месту, где начинался кишлак и спешился. Рассыпались цепью. Было видно, как по улицам сновали люди, спокойно. На околицу кишлака выскочили любопытные дети. Денис подошел к детям, остановился.

– Салом Алейком, бача, – сказал он.

Дети в ответ загалдели хором, приветствуя «шурави». Подошел Батрадз и Алимджон. Между детьми и солдатами завязался разговор. Денис вспомнил, что у него в рюкзаке лежат четыре банки сгущенного молока. Он снял рюкзак, вытащил сгущенку и отдал маленьким девочкам, закутанным в платки, каждой по банке. Девочки обрадовано заговорили.

– Что они говорят? – спросил Алимджона Батрадз.

– Они очень рады, вот эта с курчавым волосом сказала, что у нее мама больная и она отнесет сгущенку ей.

– У меня тоже есть сгущенка, – сказал Батрадз.

Снял рюкзак и вытащил две банки. Обе отдал девочке, у которой болела мама.

– Скажи, Алимджон, чтобы другие не обижались. У этой ведь мама больная. А в следующий раз мы привезем больше. Или пусть приезжают с мамами к нам.

Алимджон быстро заговорил. Дети внимательно послушали его и согласно закивали головами. Бойцы попрощались с детьми. Стоя и разговаривая с детьми, друзья не знали, что они находились под прицелом пулемета сидевших за дувалом в схроне моджахедов. Пулеметчик уже приготовился выпустить по ним очередь. Но сидевший рядом пожилой моджахед, командир группы, положил ему на плечо руку.

– Погоди Али, не стреляй.

Тот повернул к нему голову.

– Почему, это же враги?

– Враги бывают разные. Смотри, они детям еду дали, с детьми нашими разговаривали, как с равными. И…по описанию моего сына, которого отпустили «шурави» раненого, вот этот широкоплечий похож на отпустившего.

И он показал на Дениса.

– И нужно немного думать всегда. Если мы сейчас завяжем бой, никто из нас живым не уйдет отсюда, нас мало. Наша задача сегодня разведка. А мы задачу эту не выполним.

Взвод с осторожностью прошелся по кишлаку. Признаков душманов не было. Население было спокойно, люди занимались своими делами. Хотя многие из населения кишлака знали, что в кишлаке находится группа разведки Нури Хана, командира моджахедов. Взвод покинул кишлак, сел на броню БТРов и тронулся к укреплению. Светило еще довольно яркое солнце, на вершинах снеговых пиков белел снег, голубел воздух в ущельях. И не знали Денис, Батрадз и Алимджон, как близко они были сегодня от того, чтобы навсегда уйти в вечность.

Шли дни. Похожие и не похожие друг на друга, но какие то все одинаковые. «Все по стандарту, – шутил Володя Замшелов, боец из Москвы, – жизнь по стандарту, дни по стандарту, погода по стандарту, вот только проделки «духов» не по стандарту. Если б не «духи», то что бы мы и делали? С ума сошли бы от скуки!»

Как то в расположение укрепления, этой своеобразной крепости, приблудился молодой пес, с год ему было, не больше. И сразу привязался к Денису, признал в нем хозяина. Спал возле его кровати в казарме, ночами иногда куда то убегал, но всегда возвращался. Солдаты полюбили его и привязались к нему. Назвали его Баяном, за его заливистый голос. Каждый старался принести Баяну после завтрака, обеда или ужина что либо вкусное. Через пару месяцев Баян разъелся, шерсть на нем лоснилась, но форму он не потерял. Денис сфотографировался с ним. Фотография получилась смешная: Денис с автоматом, а рядом круглая и сытая морда пса, с прикрытым одним глазом, смотревшего не в камеру фотоаппарата, а на Дениса. Батрадз посмотрел на фотографию и расхохотался.