Руслан Каштанов - Шарада

Проклят…

…Как и тот поздний вечер

Летний дождь лил как из ведра

И я встретил его во дворе нашего дома где мы с ним жили Мы и наши родители

И за одну секунду мы превратились в заклятых врагов

Как только я увидел как он стоял как он смотрел на меня исподлобья мутным пьяным взглядом я почувствовал опасность Внутренний голос подсказывал мне бежать Но я стоял как вкопанный и не мог сдвинуться с места Потому что никогда не видел своего старшего брата каким он был в эту минуту Пьяным до одурения и до оцепенения страшным

-Гуляешь под дождем, братан? – В его голосе не было вопроса Он ехидничал, больше ничего

Я смотрел на палку в его руке

Дождь стекал по нам обоим огромными градинами

Дул сильный ветер

Внутри меня все замерло

Я никому об этом не рассказывал, даже Дине. Хотя, мы делились друг с другом многим.

Теперь пришло время расставаться со всем хорошим, что нас связывало.

Уверен, что между нами была любовь. Никто не будет убеждать меня в обратном. У нас есть свидетели. Где-то в тени таились завистники. Но нам желали благополучия, и поэтому мы всегда были счастливы.

У каждого из нас были тайны, и мы берегли друг друга от темных сторон наших жизней. Мы сохраняли наши образы. Я был ее парнем, а она моей девушкой. У нас было светлое будущее…

Теперь мне кажется, что это была лишь моя иллюзия.

Я познакомил их, – ее и своего брата. Они моментально нашли общий язык. Это заставляло меня испытывать радость, которую приходилось скрывать, чтобы не выглядеть идиотом.

Было странно видеть их рядом, за простым разговором, за чашкой чая, на кухне. Я находил в этом гармонию и умиротворение.

Когда мой братик распрощался с нами, она мне сказала:

-Кажется, я ему не понравилась… У него был какой-то странный взгляд.

-Просто он нам завидует, – сказал я, – вот и все.

-Ну , это уж я почувствовала наверняка.

То, что мой старший брат мне завидует, бросилось мне в глаза между прочим. Эта зависть была тихой, скрытной, и выглядела весьма воспитанно, даже как-то интеллигентно. И совсем не опасно.

Я знал, как он способен завидовать. И как зависть могла съедать его изнутри. И как он мог чувствовать себя оскорбленным.

Мой брат. Такой красивый и умный. Всегда находчивый, всегда в курсе. Добытчик. Борец. Настоящий мужчина.

Он мог бы стать прекрасным супругом. Но он не хотел. Не желал этого.

Холостяцкая жизнь была для него единственной дорогой хотя бы по той простой причине, что он сам никогда не знал любви. Никогда не видел ее со стороны. Может быть, только в каком-нибудь дурацком фильме, где построены мосты из иллюзий. Кино он не жаловал, как и более или менее серьезный печатный текст.

От родителей он получал тумаки, в то время, как мне доставались ласки.

Мне тогда было четырнадцать, когда он впервые сорвался на мне. Я был глупым подростком. А он молодым выпивохой.

Спиртное вливалось в его двадцатилетнее тело в таких количествах, что на это страшно было смотреть. Он был похож на старое пугало в поле, которому пора на покой, – такой могла быть степень его опьянения, – но продолжал заливать в себя, если в бутылке еще что-то оставалось… и даже если бутылка была не одна.

Он перепивал всех. Он был чемпионом. Он был знаменитостью.

И, однажды, его сознание дало сбой. Он увидел все неправильно. Не с той стороны. Я заботился о нем. А ему показалось, что я хочу его потопить…

…-Я потом ходил с разбитой челюстью почти месяц. Вот чего мне стоила забота о брате… Думал, останусь инвалидом.

–Но ты ведь боролся, – сказал Старший. – Ты всегда боролся!

Да, я боролся. Из последних сил. За свою женщину. За нашего с ней сына. За наше будущее, которого больше нет.

Временами мне казалось, что я не справлюсь. Что мои усилия – лишь крик отчаянного человека.

Но я отметал сомнения, потому что чувствовал себя с ними почти что грешником, – грязным и лишним человеком.

Дина поддерживала меня подобно древней царице, которая интуитивно знала, как правильно руководить мужчинами, собравшимися вокруг нее, как голодные самцы вокруг выделяющей запах самки.

Я же чувствовал все наполовину, не до конца. Мыслил лишь на шаг вперед. В то время, как Дина проделывала уже пять или десять шагов.

Я старался не обращать на это внимание. После родов она изменилась до неузнаваемости, стала другой. Она переродилась в воительницу. Это было в ее глазах. В ее голосе. В том, что она мне говорила, и как она мне это говорила. Расчетливость стала ее приоритетом.

Строгий сосредоточенный взгляд, степенная молчаливость, внутренняя сила, которой обычно обладают только мужчины, и некоторая сдержанность, с которой в этот мир приходит каждый мальчик.

Женщина ведает страдание, сдержанность познается по ходу времени.

Для Дины сдержанность стала приоритетом. Она смотрела на все свысока, как главнокомандующий. И она не собиралась так продолжать. Ей нужно было действовать.

И мы решили, что нападем на нашего врага. Снова.

У нас была до этого одна попытка. Первый блин оказался комом. Второй должен был получиться.

Но, оказалось, что я был всего лишь инструментом…

Мое сердце вдруг успокаивалось. Разум очищался. Человек, с которым я собирался сойтись в схватке, был опасен, как дьявол. Он – мой бывший друг.

Мне было бы проще заключить с ним сделку. Но он никогда и ни на что не согласиться.

Как и часто до этого, он открыл двери своим ключом, вошел, и двинулся вдоль по коридору.

Он знал, что я нахожусь в комнате. Но он не знал, что я поджидал его прямо за поворотом, с не самыми лучшими намерениями.

В душе моей холодно. Я словно перестал существовать, оставив после себя двойника. Машину для убийства. Хладнокровную и расчетливую.

Пришло время для отмщения!

Он заметил меня сразу, как только я набросился на него. Его попытка защититься была тщетной. Я зашел сзади, и это помешало ему среагировать. Я успел обхватить его шею, и начал сдавливать ее, как удав.

У меня наготове был ремень, который я должен был использовать в качестве удавки, но в последний момент я понял, что не успею им воспользоваться, – Айдын окажется проворнее. Поэтому я оставил ремень на полу, и доверился проснувшемуся во мне инстинкту убивать.

Его кожа начала краснеть. Это выглядело забавно. Я никогда до этого не видел, как краснеют смуглые люди. Мне стало интересно, от стыда или смущения у них тоже может появиться румянец?

Эти мысли действительно проносились в моей голове, пока я продолжал сдавливать шею Айдына. Так я немного отвлекся, и Айдын смог собрать волю в кулак. Он приготовился к борьбе.