Руслан Каштанов - Шарада

Нашей маме Я сказал об этом нашей маме Больше никому

Мне было четырнадцать

-За что ты волнуешься?

Он не понимал что я волновался о нем А я не мог этого объяснить

-Вскользь! Между делом! У меня вырвалось!

-По твоему мнению, я чертов алкоголик и наркоман!

-Нет-нет, этого я не говорил!

-Ты это имел ввиду!

-Я всего лишь хочу, чтобы тебя не затянуло болото…

-Я похож на водяного?! Какое болото меня должно затянуть?

-Никакое…

-Теперь ты так заговорил… – Он выдержал недолгую паузу, и спросил: – Как давно ты смотрелся в зеркало, святоша?

Он выносил мне приговор .

-В следующий раз, когда ты сделаешь это, вглядись внимательнее. Возможно, сможешь разглядеть свое двуличие.

-Я не пью столько, сколько ты…

Он остановил меня.

Размахнулся и заехал мне палкой по лицу. Я без сознания свалился в лужу.

Таким было наказание в моей семье. За детскую глупость. За незнание. За волнение.

Он оставил меня там, под дождем, с выбитой челюстью. «Я всего лишь немного подправил, – так он мне сказал потом. – Чтобы ты смог увидеть, какой ты лицемер».

Я не мог нормально есть и говорить несколько недель. Потом все зажило. Как на амфибии. Как обычно…

Тогда я чувствовал ответственность за брата. Я думал, что это поможет нам стать ближе друг к другу. Что родители увидят проблему своих детей, и смогут посмотреть на все со стороны. Смогут приложить усилия, как более опытные и умудренные жизнью.

Но случились лишь одни конфликты.

Я был убийцей нашей общности Я уничтожил шансы Я стер их

Теперь я понимал: полное единение с другим человеком – это заведомо крах. Иллюзии рушатся, как огромные и красивые города. Боль и переживания заполняют душу и разум, как быстро распространяющийся вирус. Двигаться вперед в таком состоянии невозможно.

Мы буксовали с Диной на месте слишком долгое время. Я успел ослепнуть. Моя верность мешала мне видеть шире.

Хотя, безусловно, я чувствовал. Я всегда чувствовал…

Я повернул кран, и подставил под прохладную воду свою голову, а потом и спину. После драки все мое тело горело и обливалось потом. Мне необходимо было освежиться.

Это заняло у меня считанные секунды.

Теперь я думаю о том, что нужно было просто схватить сумки, забрать своего сына в охапку, и убегать. Далеко отсюда. От правды, что должна была случиться, и убить меня. От боли и медленного умирания.

Мне хочется потерять память. И жить бродягой. Вечно молодым, и вечно пьяным.

Но что-то внутри меня, – внутри каждого из нас, – всегда стремится к спасению. К вере. Эхо моей души доходит до меня: так и должно было быть. Как еще все могло закончиться? Именно так. Никак иначе.

Я вышел из коридора с двумя спортивными сумками, в которых любовно была упакована часть наших вещей, подходящих для немедленного побега.

По моему телу стекали капли воды и пота, – я не успел вытереться и обсохнуть. Я до сих пор оставался по пояс голым, и поэтому на ходу залез в одну из сумок, и достал первую попавшуюся под руку футболку. Порядок сложенных вещей нарушился.

Во мне кипел адреналин. Уровень стресса зашкаливал. Но мне казалось это прекрасным. Потому что все шло так, как я планировал.

По-видимому, результативность моих планов не устраивала мою женщину. Объяснить себе иначе то, что я увидел в дальнейшем, у меня не получалось.

Айдын освободился от браслета на своей руке, и поднялся с пола. Рядом с ним стояла Дина, сжимая в ладони ключи от наручников. Я понимал: она только что освободила его. Но поверить в это было сложно. Передо мной разыгрался натуральный абсурд.

–Вот и все! – Айдын довольно развел руками. – Гармония нарушена!

–Дина?..– Это единственное, что я смог произнести.

Мне хочется задать ей кучу вопросов: зачем она это сделала? Она, что, рехнулась? Или он угрожал ей? Смог ее переубедить? Что вообще, черт побери, заставило ее так поступить?!

Но я увидел ее взгляд, и понял все сразу. На меня смотрела не она. Это был уже чужой мне человек. Это был Демон. Это была Мать. Это была Воительница. Дина пряталась где-то позади них всех. Ее не было видно.

Она встала между мной и комнатой, где лежал наш с ней сын. «Нет, Кирилл, – говорила она мне глазами. – Ты больше не сможешь быть с нами. Все кончено. Такова правда».

–Нет… – Я почти шепчу.

У меня подгибались колени. Болело сердце. В горле застряли слезы.

Я отпустил сумки, и они упали на пол. В руках осталась футболка.

Так я и стоял, по пояс голый, с выражением лица, как у маленького ребенка, который не желает верить в правду.

Я хочу забрать своего сына! Я хочу забрать его отсюда!

–Не нужно драм, друг мой, – сказал Айдын. – Жизнь жестока. Ты знал это. Всегда.

Он подошел ко мне, но я смотрел мимо него, на нее, и я не верил, нет, я не мог поверить.

–Нет… – Я кинулся вперед, но Айдын удержал меня.

Я старался вырваться, но во мне не было сил. Словно их кто-то отнял. Словно мне отрезали волосы, пока я все это время был в долгом сне.

Айдын не отпускал меня. Он говорил со мной, как с истериком, и это раздражало еще больше.

–Тише, Кирилл! Ты ведь мужчина! Ты должен быть сильным!

Мне хотелось, чтобы он убрал от меня свои паршивые руки. Мне хотелось выкрикнуть об этом. Затем снова врезать ему как следует. Снова и снова. Потом дотянуться и до нее тоже, и… Там я уже за себя не ручался…

Все это было бессмысленно.

Ко мне медленно приходило понимание.

Я как-то сразу обмяк, и Айдын отпустил меня.

Я упал на колени. Мокрый и скользкий. Жалкое насекомое. Жалкий вид…

–Рождение боли! – сказал Айдын. – Рана, оставшаяся на всю жизнь!

Для тебя, Кирилл, положительная сторона заключается в том, что тебе не придется нести на себе эту ношу на протяжении долгих лет. В период кризиса юности или среднего возраста ты не будешь мучиться какой-нибудь бессонной ночью, думая об этой минуте. О том, почему все случилось именно так, а не иначе. И ты не познаешь избавления, которое может подарить старческая мудрость.

Все лишь потому, что теперь в моих глазах – ты враг. Мертвый враг…

Думаю, я изъяснился вполне ясно.

Поднимайся!

И не вздумай бежать! Иначе легко словишь пулю!

Я готов… Помогите мне взойти на эшафот…

Перед нами открылась красота мира.

Тучи сошли с небес, и их сменили огромные облака. Они плыли над нами, как шхуны богов вплоть до самого горизонта.

Только что кончился продолжительный дождь. После него все вокруг заиграло новыми красками.

Степной простор, сменяемый лесополосой.

Зеленые поля.

Редкие маленькие деревья и кусты.

Мы проезжали мимо всего этого, и, кажется, лишь я воспринимал все, что видел вокруг себя, как живописный рисунок. Впервые в жизни я пожалел, что никогда не стану художником.