Руслан Каштанов - Шарада

Старший помогал ему подняться, приговаривая при этом в мою стророну:

–Когда в фильмах стреляют в плечо героя, он поднимается, и идет дальше. С трудом, но идет. Изображая на своем лице маску боли. Наверное, именно этой выдумкой ты руководствовался, когда решил стрелять в упор. Да, Айдын?

–Помоги мне выбраться, и тогда мы поговорим, – сказал я.

Было понятно, к чему он ведет. Но у него не получится выставить меня придурком. Они напали на меня. Я напал на них. Мы квиты.

Старший продолжал свою песню:

–На самом деле, плечевые ранения очень опасны. Плечо содержит подключичную артерию, которая связана с плечевой артерией, – к сведению, главной артерией руки, – а также с плечевым сплетением, большой нервной связкой, которая управляет ее функцией. Исход может быть разным. От потери руки до долбанной смерти. Ты хочешь, чтобы он умер?

–Сомневаюсь, что это произойдет сегодня, .

–Все мы смертны. Видит Бог, Айдын, если с ним что-то случится, я приду к тебе. Если у него отнимут руку, я отниму твою руку. Если же это будет жизнь, тогда тебе придется попрощаться с миром.

–Тогда вам лучше поторопиться к хирургу, разве не так?

–Верно, – сказал Старший. – Желаю тебе удачно выбраться из той ситуации, в которой ты сейчас находишься.

Я промолчал. Мне не терпелось освободиться.

Они двинулись к своему джипу. Раненный ковылял, но держался молодцом. Я знал, для того, чтобы ходить в простреленном состоянии, нужно быть больше, чем просто человеком.

Кирилл уже сидел внутри, и смотрел на все отсутствующим взглядом.

Они забирают его. Черт возьми, они его забирают!

Я не должен был отпускать его. Не так все должно было быть!..

Я подумал, как снова придется продираться сквозь заросли своего поражения к привычному свету. И ощутил при этом боль во всем теле.

Фиаско!..

Я сирота, который никогда не знал своих родителей. Узнать, кто они; увидеть их со стороны; обнять их; почувствовать тепло их тел – это мечта, которая постоянно посещает меня. Это то, чего требует моя душа. Порой, я словно схожу с ума. Мне начинает казаться, что рано или поздно, но это точно случится. Я постоянно делаю это в своих снах. Почему бы этому не произойти в реальности?

Мою веру ничем не сл омить. Детский дом, чувство одиночества, тот факт, что меня покинули, – все это со мной до сих пор. Я все еще жив. Все еще здесь.

Когда мой приемный отец усыновил меня, мне было пять лет. После холодных комнат и постелей я попал в руки озлобленного и жестокого человека, одержимого своей идеей, единой истиной, абсолютной и непогрешимой.

Он искал ко мне путь через доброту и заботу. Он воспитал во мне мужчину. Он сделал из меня воина.

Я не смел ослушаться, и старался учиться тому, что изначально было мне чуждо. Мне не хотелось перечить человеку, который назвался моим отцом. Но шестое чувство постоянно подсказывало мне, что все происходящее неправильно.

Он научил меня усидчивости, и показал пользу стараний. Он рассказал мне, как я могу владеть своим телом, и как мое же тело способно управлять мной. Мои мысли, мои желания, мои потребности… Он стирал их. Шаг за шагом. Методично. Со знанием дела.

Он научил меня читать, и я познавал заповеди. Мы молились. Мы были преданы нашей вере.

Он говорил, что весь мир обязан быть предан вере. Истинной вере…

Он научил меня убивать. С моим отцом я познал суть оружия. Его силу. Его спокойствие.

Но я так и не смог поверить ему до конца. Что-то извне постоянно подсказывало мне, что вера не ведет к убийству. Я чувствовал это, знал об этом.

С ним мы были одиноки в своих взглядах. Мы были одни против всего мира…

В конце концов, все это кончилось…

Я убил человека… Да, я убил человека. И после этого почувствовал себя лучше. Я ощутил свободу. На секунду. На одно прекрасное мгновение.

Мне пришлось это сделать. Мои руки были окроплены кровью с малого возраста. Я до сих пор оправдываю себя: если бы я не сделал этого тогда, то, возможно, сегодня меня бы здесь не было…

На войне убивают, чтобы выжить. Я убил в мирное время. Но цель была аналогична.

Мы – братья, не связанные общими генами или кровью. Мы – дальние родственники. Мы узнаем друг друга, когда пересекаемся взглядами в толпе. Мы – убийцы…

Оружие не может стрелять само, у механизма нет стремления к воле. На курок нажимает человек, и после становится убийцей.

Не смотря на это, мне до сих пор кажется, что однажды пистолет в моей руке выстрелил случайно. Пуля прошла на вылет, и через мгновение парень, который пытался напасть на меня, был уже мертв. У меня не было намерения убивать его. Припугнуть? Да. Обычно это срабатывало.

Но тогда был непростой случай. Тот отморозок, упокой Господь его душу, был в стельку пьян. Его ничто не могло остановить. Он не просто лез на рожон. В минуту нашей с ним схватки ему хотелось словить пулю. Он всего лишь получил, что заслужил. Ему стоило выспаться, и, я уверен, мы смогли бы разрешить наш конфликт уже на трезвую голову. По крайней мере, мы могли постараться…

Ранним осенним утром я совершил случайное убийство… Он не был моим врагом. Нас не объединяли общие дела. Этот парень был всего лишь придурком, от которого пришлось защищать нужного мне человека, – своего сокурсника.

Его звали Тим.

Широко открытыми глазами он смотрел на бездыханный труп, лежащий в луже собственной крови. Тим молчал, и молчание его было наполнено ужасом. Он понимал, что априори становился свидетелем хладнокровного убийства; а также потенциальным подозреваемым. Для него уже не было пути назад. Для нас обоих…

Мне казалось, что после выстрела я мог слышать все: как шелестит трава; как бьется и останавливается сердце; как душа покидает тело…

Я оглянулся по сторонам. Прислушался к шорохам. Где-то взлетела в воздух птица, захлопала крыльями, улетела подальше от смерти.

Вроде никого. Кроме нас двоих; и мертвеца.

–Этого не должно было случиться, – сказал я.

Тим кивнул. Он не мог смотреть мне в глаза.

Я подошел к нему, и почувствовал, как ему было страшно. Ему хотелось убежать куда подальше. Каждый хотел бы этого, оказавшись в подобной ситуации.

–Необходимо избавиться от тела, – сказал я.

–Что я должен делать? – с готовностью спросил он.

Хоть он и боялся, и его начинало колотить, решимости в нем было хоть отбавляй.

–Это мое дело, бро, – сказал я. – Тебя здесь быть не должно.

–Даже и речи быть не может. Я не оставлю тебя одного.

В очередной раз мне пришлось убедиться в его преданности. Он боялся меня. Он боялся будущего. Но совесть не позволяла ему оставить друга в неясной ситуации.

Он был уверен, что мы друзья.

Он был в заблуждении…

–Тим, слушай меня внимательно. Сейчас ты развернешься, и пойдешь той дорогой, какой должен был пойти изначально. Насколько я помню, мы договаривались, что ты пойдешь домой. Верно?