Леонид Аронов - Сундук доброты

И Елизавета затараторила, обнажая единственный зуб в чёрном рту:

– Я шестерых сыновей вырастила да внуков – семеро. Я могу и малых и старых лечить. Самое лучшее – винный компресс на грудь, ножки парить в горячей воде с горчицей, и таблетки аскофена от головной боли. Можно ещё и тетрациклин давать.

У Пелагеи не было детей. Она не знала, как их лечить, и была готова сделать для Светы то, что подскажут другие, лишь бы облегчить малышке страдания. Дед Филимон внимательно выслушал каждую, возмутился и, сказав «Ну и ну», вышел из избы.

– Все они, мужики, одинаковые, – зачастила Елизавета. – Знают лишь своё удовольствие, а как начинаются трудности, бегут из дома, как волки от пожара в лесу!

– Замолчи, Елизавета! – громким шёпотом оборвала её Варвара, топнув ногой. – Разве можно произносить плохие слова, когда ребёнок в доме?! Я девятерых детей в люди вывела, ни один не пошёл по кривой дорожке. Почему? Да потому, что никогда плохих слов не говорила. Дурное слово – тяжкий грех.

Недолго они спорили. За окнами вдруг послышался хруст снега и появилась белая лошадь в хомуте и с оглоблями. В санях – дед Филимон и молодой мужчина в ондатровой шапке.

Врач обследовал девочку, выписал рецепты и хотел было объяснить хозяйке, как давать больной лекарства, но, увидев устремлённые на него любопытные блестящие глаза старух, поперхнулся. Он не собирался направлять Свету в больницу, однако вдруг испугался, что сердобольные бабушки могут залечить ребёнка, и приказал:

– Собирайте девочку в больницу!

И увезли Свету в больницу. Ещё тоскливее стало в проулке, где старухи и дед Филимон.

Александра, Варвара и Елизавета шили, вязали, готовили посылки своим родным в города. Пелагея опять заняла привычное место на сундуке возле окна, предалась мечтам. «Эх, – думала она, – не было у меня детей, нет и внуков. Вот если бы сойтись с вдовцом Филимоном, а он взял бы к себе внучат, то было бы здорово! Из мальчика я бы крепкого парня вырастила, а из девочки – девушку скромную и гордую, смелую и любящую, трудолюбивую, весёлую…» Грезилось Пелагее, что сажает она по весне картошку под лопату, мальчик подносит семена в ведёрке, а девочка берёт по одной картофелине и кидает в лунку. Пелагея закапывает, вырывает другую лунку. И представляется одинокой старушке, что у девочки ручонки, как у Светы.

На ветку сирени сел красногрудый снегирь, стряхнул иней. Пелагея очнулась от своих грёз и увидела заснеженную безлюдную улицу с редкими старыми домами. Старушка на миг прижалась к оконному стеклу лбом и, напрягаясь, посмотрела влево. Ей с трудом удалось разглядеть угол бревенчатого, под железной крышей дома Филимона. «Да, года у нас большие! – рассуждала Пелагея. – Есть ли смысл сходиться? Я первый год на пенсии, он – третий. И всё-таки, кто знает, может, ещё придётся долго жить, а следовательно, можно думать о будущем, о счастливых днях. Чего хоронить себя заживо?»

Навязчивая мечта о внуках овладела Пелагеей, не давала ей покоя, и она уже больше не могла усидеть дома. Всю округу облетела весть о том, что Пелагея полдня пробыла в детском саду, полдня – на строительстве школы, а во второй половине дня явилась в сберкассу и перечислила много денег на игрушки для детского сада и на спортинвентарь для школы.

«Это что? – говорили односельчане. – Подумаешь: игрушки и лыжи! Если бы Пелагея не пожалела содержимого своего сундука, то не только бы на игрушки или там лыжи, – хватило бы все село заново перестроить!»

Пелагея вернулась домой к своему окошку. В другое, летнее время, находилась для неё работа в колхозе, а сейчас просто нечего было делать, некуда сходить. Никто не поговорит с ней – все заняты своими делами. Мечты о внуках окончательно одолели её, взбудоражили нервы, и она решилась на отчаянный поступок: «Была не была, пойду к Филимону свататься!» Надев новое пальто с лисьим воротником, накинув белую шаль, Пелагея выскочила на улицу и – надо же такому случиться – столкнулась носом к носу с самим Филимоном, возвращавшимся из продуктового магазина. Старушке стало жарко, и она выпалила в лицо самое заветное:

– Филимон, давай поженимся! – сказала, словно воду расплескала из ведра, наполненного до самого края.

Пенсионер уставился на неё и пробормотал:

– Опоздали мы с тобой, Пелагея, с женитьбой лет на сорок. – И пошёл мимо в своём чёрном пальто с потёртым воротником, неся сеточку с одной единственной булкой хлеба.

У Пелагеи от всего случившегося, от постоянных дум потемнело в глазах. Старушка, глядя вслед сутулой фигуре Филимона, чуть не вскрикнула, даже пошатнулась, едва не упала в обморок. Ей захотелось вернуться домой, на сундук. Но сообразила, что многие видели, как она встретилась с Филимоном, о чём-то с ним поговорила, и если дёрнет обратно, то все это заметят; поэтому Пелагея машинально, как во сне, свернула на тропинку в снегу между огородами, вышла за околицу, побрела по расчищенной от снега дороге вдоль леса.

Долго, долго она бродила. Усталая, душевно опустошённая, полная отчаяния от того, что не изменить свою судьбу так, как хочется, она возвращалась домой. Подошла к своему двору – и не поверила своим глазам. Дорожка в палисаднике и крыльцо расчищены от снега. У крыльца, в новом полушубке, побритый, стоял Филимон.

В тот же день он со своими вещами перебрался к Пелагее. Следом за ним ввалились в избу Александра, Варвара и Елизавета, шумно потребовали немедленно отметить такое событие. Помогли на скорую руку приготовить угощение. Пили за здоровье новобрачных, за всех присутствующих, помянули усопших, пели песни, плясали, веселились и грустили. Филимон признался Пелагее, что он скучал о детях, мучился от одиночества, от своей никчёмности, подумывал о Пелагее. Но ему казалась несбыточной их семейная жизнь, поэтому и растерялся, услышав от неё «давай поженимся».

Спустя два дня Филимон привёл на подворье Пелагеи корову. В этот же день завёз сено. Позвонил сыну: так, мол, и так, хозяйка есть, молоко есть. Привози внуков. Сын ответил в письме: «Ждите на Новый год».

Вскоре выписали из больницы Свету, а тут и Новый год на пороге. Пелагея и Филимон поставили у себя в доме ёлку. Приехали к ним сын со снохой, с шестилетним Колей и четырёхлетней Наташей.

На Новый год позвала Пелагея соседей в гости. Предупредила: в новогодний вечер она откроет сундук, и чтобы при этом обязательно была Света.

Соседи мучились в догадках, что им перепадёт из богатого её сундука. Варвара размечталась о резной хрустальной вазе.

Наступил новогодний вечер. Зажгли на ёлке электрическую гирлянду. К Пелагее собрались нарядно одетые гости. Прежде чем пригласить их к столу, хозяйка поставила малышей около сундука, аккуратно сняла с него покрывало. Все затаили дыхание. Пелагея повернула ключ в замке, крышка сундука поднялась с мелодичным звоном – и дети закричали от восторга: сундук оказался битком набит игрушками!