Айдар Сахибзадинов - Провинциал. Рассказы и повести

Грузовик развернулся и влез в непролазную грязь на Центральной. Решили вернуться на Жданова, а оттуда через Вишневского – на Калугу. Они и там заехали не туда – на Заслонова, улица тоже упёрлась в овраг. Милиционеры расспрашивали прохожих. Пенсионер начал обстоятельно перечислять: «Пугачёва, Старая Пугачёвская, Новая Пугачёвская…», а потом, как Бисмарк, пальцем указал на восток.

В отличие от равнодушных горожан, местные с любопытством заглядывали в окна кабины, – милиция сюда приезжает лишь в особых случаях, ловить бандитов.

А тут в кабине между двух милиционеров сижу я!

Что обо мне подумают?

Слёзы мои просохли, и я решил улыбаться.

Будто шофёр – мой дядя.

Ведь у нас, если к кому приезжала машина, тот на улице считался героем. Сообщал завистникам, что его отец завтра привезёт дрова, и ты, Валерка или Витька, к машине нашей не подходи! Соседская девочка хвастала, что у них дядя Вася повесился, и завтра к ним приедет скорая помощь, милиция и пожарная машина!

Когда милиционеры уверились, что я узнал свой дом, сличили по номеру на воротах, меня высадили.

Ново-Пугачёвская пустовала. Вероятно, все были ещё на демонстрации.

Зашёл во двор, дёрнул в сенях дверь – заперта, сунул руку в тумбочку – ключ. Родители меня ещё искали.

Как жаль! Плакать я уже выплакался. Но слёзы я бы нашёл и выудил бы таки шоколадку. А если хорошо поорать, показывая рыданьями, что натерпелся мук, там и на машинку можно рассчитывать.

Я лёг на диван и сразу, и впрямь натерпевшийся, крепко уснул. Не помню, сколько тогда мне было лет, в школу я ещё не ходил.

Сентябрь, 2015

ОМ шёл вдоль грузового берега. Жёлтые портовые краны, расставив ноги, как жирафы, то и дело наклонялись к реке, словно пили воду.

Пройдя мимо элеватора, теплоход повернул к середине реки.

На волнах качался утлый катер с автопокрышками по борту. Полуголый матрос, рыжий, с изжаренной плешью, занимался на корме стиркой – яростно скалясь на солнце, кривил колесом ноги и выкручивал бельё прямо себе под босые ступни.

В серебристо-бегучем просторе стояла на якоре самоходка, перегруженная брёвнами.

Бок о бок – две стальные баржи с торчащими вверх буферами. Одна вытягивала со дна реки песок и поливала им из трубы соседнюю палубу – мутные воды с обоих её бортов стекали в реку.

Неожиданно за кормой появился двухпалубный теплоход. Старый, с угловатой надстройкой, похожей на веранду с деревянными окнами, – шёл на предельной скорости, удивительно заваливаясь на бок, будто получил пробоину. Ухая, грохоча и лязгая, не боясь опасной близости, сравнялся, показал якорь, торчащий из пуповины, синие буквы: «Бул…га…рия» и, наконец, – куцую, как полукружье измазанного белилами таза, корму, выбрасывающую ошмётки изрубленной воды…

Пассажиры на верхних палубах победителя, большей частью женщины, с чувством превосходства поглядывали на отстающий ОМ, очевидно, довольные своим лихим капитаном.

Артур наслаждался волжским ветром, таким родным! Он недавно приехал в отпуск. С радостью узнал берег и дебаркадер Ташёвки, куда начал причаливать ОМ. С детства Артуру казалось, что слово «ташый» – «кипит, бурлит», придумали именно здесь – ведь когда ОМ притирается к причалу и даёт задний ход, утробно газуя и напрягаясь так, что его трясёт, – в зелёной глубине закручиваются белые спирали и разлетаются наверху раскидистыми кружевами. И мальчик тогда думал: «ташый».

Вот и теперь вода под теплоходом бурлила. Тросы и верёвки, улетавшие от пристани к далёким обрывам, от качки то вскидывались, то плюхались в воду; лодки, привязанные нос к носу, часто-часто клевали, будто куры на детской игрушке.

Дальше теплоход пошёл ровным ходом, мерно разматывал под текстильный шум движка берега. Между деревьями и внизу, на камнях, мелькали растянутые палатки. По срезу известняка чернели пещеры, будто кто-то вдавливал в пенопласт горящие окурки.

У воды глазели на теплоход купальщики, бледные, незагорелые – новички-туристы, – щурились из-под приставленных ко лбу ладоней. Загорелые же, как арабы, старожилы деловито ходили по берегу, начхав на судно.

Весь путь до Гребеней составлял два часа. Солнце знойного 2010 года нещадно палило, и приходилось время от времени переходить на другую сторону палубы в тень, где хоть немного овевало прохладой.

Наконец показались известковые гребни. На их макушках когда-то торчали деревца, как казачьи хохлы; выпирали над рекой каменистые скулы… Головы эти снесло временем, теперь торчали над водой косые срезы, будто остовы бунтарских вый.

Вот залив. Сквозь листву виден дворец управляющего маркиза Паулуччи; мелькнул изволок, где была пионерская баня и родник; торчат из воды трубы, – вероятно, причал для катера… А дебаркадера нет! Артур подумал: «как же он высадится?».

Между тем теплоход сбросил скорость и повернул к берегу. С разворота ткнулся носом в гальку. Женщина-матрос и пожилой мужчина, в новых синих спецовках, начали вращать лебёдку – и от палубы отделился трап с приваренными стальными поручнями, завис в воздухе и пошёл-пошёл, снижаясь, к земле, упёрся концом в грунт…

Артур высадился. Прямо под обрывом мужик в дырявом трико жёг костёр и, жутко чадя, смолил перевёрнутую лодку. Наверх вела прочная стальная лестница. Артур поднялся – и сразу узнал просторный луг и длинный бревенчатый сарай вдоль обрыва, сильно осевший. Тот ещё сарай, сложенный в духе купеческих амбаров, ему было, наверное, более ста лет. И казалось, за его низенькими дверьми с коваными накладными навесами до сих пор хранятся сбруи, бочки с дёгтем и бурлацкие верви, повисшие от стены к стене в тяжкой дрёме.

Дорога упиралась в ограду лагеря. Когда-то здесь был забор деревянный. Сваренная из высоких пик, новая ограда свисала над обрывом, закрывала выход к берегу. Артур приметил тропинку, спустился, повис на решётке, перебирался внутрь. Но и там наткнулся на решётку, теперь она шла вдоль берега. Нашёл промоину, заложенную досками, вытянул их и со злобой побросал как можно дальше в кусты. Пролез низом, прошёл рощицу.

И вот они, пионерские палаты – три голубых двухэтажных дома! За ними – широкое футбольное поле, клуб и камера хранения.

От старого сруба за футбольными воротами, где жил когда-то 5-й отряд, выскочила сварливая собачонка. На лай вышел из сруба мужик с помятым лицом. О чём-то спрашивал.

Собака мешала изъясниться.

– Я в детстве тут отдыхал! – крикнул Артур.

– А-а… – понятливо протянул мужик и зашагал прочь, шевеля широкими штанинами с сильно мятым задом.

– Погоди, земляк! А кто купил этот лагерь?

Не оборачиваясь, мужик махнул рукой:

– Козёл какой-то. Не знаю. Мы охраняем.