Инга Ильм - Обрывки из реальностей. ПоТегуРим

Как только ты развязывал старые тесёмки обложки, под ней оказывался первый, самый жёлтый лист документа. Эти папки были запакованы, словно подарки для Спящей красавицы, – их кутали в картон и прятали от света больше тридцати лет, а в некоторые не заглядывали и того дольше. Затаив дыхание, я спешила разглядеть первые строки: где окажусь на этот раз? Архив в своё время (приблизительно в конце восьмидесятых) переезжал. Документы оказались в беспорядке и всё ещё находились в стадии разбора. Оттого меня вечно катапультирует. Из какого-нибудь Темрюкского района Краснодарского края, где расположены неисследованные памятники античного времени, – в Минусинск декабристов, с планами города и отдельно взятыми паспортами по каждому важному для истории месту. Или вдруг, бывает, вынесет меня к бюсту доярки-ударницы (кстати, превосходному!) в крошечной деревне Черниговской области. Престарелая дама, что служила смотрительницей архива до самой смерти, в какой-то момент осталась единственным сотрудником, да на смехотворной зарплате, вот и махнула рукой на эту гору работы. К тому же, похоже, не очень-то ладила она с географией или была подслеповата. Всё это привело к тому, что она свалила по дороге к моей вожделенной Украине, ради которой я и оказалась в центре документации, Краснодарский и Красноярский край. Вперемешку. В некоторых местах мне по пояс было документов.

Скучно, только если папка сразу начиналась с археологического памятника – тогда пиши пропало. Как минимум двести дел подряд будет одно и то же. Я к археологии с почтением, но гораздо интереснее читать судьбы домов, архитекторов, героев – кому посвящены памятники, чем в сотый раз шуршать по бумаге: Поселение 15. Поселение 31. Иногда: Укрепление. Того хуже, если папка начиналась с паспорта кургана. В радиусе километра может располагаться до сотни различных объектов. И снова под номерами: №1, №32, да что там – и №152 бывает! Тяжело. Очень монотонная работа, и к двухсотому кургану одной культуры, с одинаковыми описаниями, ни о чём другом думать не получается, бьётся только одно: когда же это кончится? И вот волнующий момент! Курганы сладко спят в своей новой, удобной обложке на подоконнике, а передо мной – новое дело. Дряхлая, прекрасная от времени папка торжественно открыта, паспорта пачками извлекаются из привычного им панциря, охваченного тесьмой. Теперь они уютно располагаются на столах и стульях. Эти паспорта – гости света – запорашивают всё вокруг, чуть трепеща, освободившись от гнёта. В тоненьких листках, сложенных до формата А4, прятались и многие прочие бумаги. Иногда они, искорёженные временем, выскальзывали из рук, тогда с них созвездиями срывались крохотные знаки препинания, оставленные десятилетия назад верхним регистром старой печатной машинки. У меня даже скопилась небольшая коллекция в уголке верхнего ящика стола – горсточка самых настоящих бумажных точек, потерявших свои утверждения. А сквозь ажур листа теперь красиво было смотреть на тёплый свет настольной лампы.

Помимо записей, я должна была просматривать и фотографии. Они прилагались к каждой папке. Я должна была сосчитать их количество и внести в опись. Я касаюсь сотни сотен, тысячи тысяч чёрно-белых, иногда мутных от времени снимков. К каждому делу приложено не менее трёх изображений – в зависимости от категории объекта. Иногда из большой папки выпадает дело пухлое, ну точно из мультфильма, полное пачек и пачек старых разноцветных советских пакетов для фотобумаги. Нередко на фотографиях попадаются люди, которые совершают замеры, задают масштаб. Обычно это полные сил молодые мужчины. Одеты всегда по разной моде. И жутко интересные. Одна съемка кургана в поле Краснодарской области хорошо запомнилась потому, что было сразу видно, какая это отличная, классная команда археологов. Судя по фамилии руководителя, экспедиция провела в этих местах несколько сезонов. Возможно, на снимках, которые я с удовольствием разглядывала, – пятилетний юбилей или другой коллегиальный праздник (День археолога, например). Не знаю. Быть может, просто у ребят отличное настроение. В замерах, на фоне раскопов, фотографируется группа из восьми человек. Иногда они серьёзны, но чаще дурачатся. Некоторые очкастые, другие усатые, рубашки завязаны узлом на поджаром пузе. Приблизительно конец 70-х. И боюсь, попало им за такие фокусы на профкоме, а быть может, никто и не заметил: спрятали фотосессию в конверт, указали «15 фотографий» – и дело с концом. Пятнадцать – это как раз самое обычное: 14 фотографий объекта и одна экспликация местности. Стандартный пакет. Я быстро сообразила, как на ощупь отличать дом-музей от раскопа и памятник всесоюзного значения от регионального – по количеству фотографий.

Я многое успела: перебрала, перемыла, убрала и оформила – несколько тысяч дел. Более пяти тысяч, а может, и много больше. Не помню. Часть ведь потом уже на компьютере, что проще, разумнее и быстрее. Впрочем, не так сладко. И всё же я только начала, только тронула то, за чем пришла. И ведь презрела всё – ради главного. Главного, которого так никогда и не случилось. Я лишь лихорадочно прожила в его ожидании, спешила, не оглядывалась, а всё лучшее в сторонку откладывала – до лучших времен. Как известно, они никогда не приходят. Но мне ведь правда нужно было добраться до вожделенного шкафа, чтобы зарыться с головой и наконец-то поработать, а для этого необходимо было в прямом смысле этого слова – проложить себе путь.

Наверное, это самая драгоценная из моих жизней – из всех, что удалось мне испытать на веку. Эта важность и осязаемость дела! При моей любви и уважении к истории, к культурному наследию страны оказаться тем самым человеком, кто должен – в прямом смысле – спасти информационную базу, на основе которой взращён самим Лихачёвым Институт Наследия. Вот это – Миссия. И я старалась, и многое придумала, и выполняла работу как можно более быстро, чётко, прилежно. Хотя никому это было не нужно. Но это точно нужно было мне. Я считала это крайне важным. И я улыбалась тем рукам, что начинали вести толстую тетрадь ещё в какой-то келье Зачатьевского монастыря, где раньше действовал наш институт. С почтением перебирала фотографии табличек братских могил Гражданской, осознавая, что, вероятно, в последний раз человеческий глаз касается этих скромных строк – имя, две даты через тире. Многие могилы уже тогда, в 70-х, терялись в бесконечных лугах и перелесках, а папки эти будут лежать в самом низу, первыми в очередь на уничтожение. Страшно, что гибли ведь совсем мальчишки. От шестнадцати до девятнадцати. Теперь жалею, что не фотографировала эти краткие списки с судеб признанных на тот момент героев. В архиве запрещено. Я не посмела, хоть и была одна. А без тех подробностей, правдивых разворотов сюжета рассказы эти ничуть не дороже равнодушному сердцу перечня фамилий. Среди тумана воспоминаний в голове бродят только обрывки историй. Точнее Истории.