Александр Матвеев - Дурманящие запахи острова

– Мирский, это ты сам придумал?

– Это Осип Мандельштам! А я буду романы писать. Позже начну, на Сахалине.

Девчата в восторге от него! Бывало, в одесском парке им Т. Г. Шевченко на танцплощадке сами приглашали на танец. Красавец! Лицо – крупное, волосы волнистые, широкоплечий. Куда Севе до него?! Сева – тонкий и высокий, застенчив не в меру. Хотя Бог силой его не обидел. Когда пацаны в шутку задирались, то Мареев любого мог скрутить своими жилистыми руками.

Несколько дней в Москве пролетели как сказочная карусель. Мама Мишки, Марья Борисовна, готовила очень вкусно, старалась побаловать ребят домашней едой, вечерами – в кино или просто гуляли по Тверской, наслаждаясь свободой и мечтая о будущих морских походах.

– Я, Сева, долго в штурманах не задержусь. Капитаном скоро стану. Представляешь: капитан Михаил Мирский! Звучит?

– Мишка, так нам ещё матросами надо трубить и трубить, пока не наработаем нужный ценз для получения рабочих дипломов. Наши пока не дают права занимать штурманскую должность. Ведь так?

– Прорвёмся, Мареев! Всегда есть исключения. На месте разберёмся.

И правда, потом на месте Мишка разобрался: начинали друзья матросами на старом-престаром пароходе под названием «Ванцетти», но через пару месяцев Мишка – уже на должности третьего помощника капитана. Фортуна, судьба-индейка: помощник заболел, его списали на берег, а Мишка занял свободное место. И в парке на танцплощадке, и в море – везде первый!

Пройдут годы, и Мареев вспомнит в стихах матросскую жизнь на пароходе «Ванцетти», будет Мишу Мирского видеть сквозь строчки:

А тогда, из Москвы на Ярославском вокзале Михаила провожала мама. У вагона она отозвала Севу в сторонку и неожиданно для него сказала:

– Сева, я хочу тебя попросить присмотреть за Мишкой. Ты из села, всё видишь и всё понимаешь. А Мишка… Боюсь, попадёт в какую-нибудь историю.

Испытывая неловкость от того, что ему дают такое деликатное поручение, Сева пообещал.

Ещё до посадки он заметил в стороне пару: очень красивая девушка с раскосыми глазами прощалась с коренастым мужчиной, постарше её возрастом. Если бы красавица вдруг, по какой-то необъяснимой причине, позвала Севу за собой, он, не задумываясь, остался бы на перроне с ней, пусть бы этот коренастый катился в своём поезде на Восток. Поднимаясь в вагон, он несколько раз оглянулся на красавицу, и та бросила быстрый взгляд в его сторону. Заметила! Сердце ёкнуло и быстро застучало… Из вагона – девушки не видать. Эх… зацепила! Все мысли – о большеглазой, высокой незнакомке с распущенными чёрными волосами. И вдруг… Словно сама фортуна явила лик и улыбнулась Всеволоду: в проходе вагона незнакомка прошла к своему месту в соседнем купе, даже не замечая Всеволода. Батюшки мои, вот удача! Девушка расположилась на боковой нижней полке, и Сева будет её видеть со своей, верхней, если ляжет головой к проходу! Но другая беда: на него напала необъяснимая робость, он даже боялся смотреть в её сторону, не то чтобы заговорить с ней.

И вот он, Урал! Мишка за время пути успел со всеми перезнакомиться в своём купе и в соседних – тоже. А в тамбуре он рассказал Севе:

– Видел бурятку? В купе рядом с нашим? Глазищи – что тарелки! Карие! Маринка! Красивая девка. Она нашего возраста. К мужу приезжала в Москву. Он у неё следователем работает, а в Москве на курсах каких-то.

– А куда она едет?

– Так в Бурятию. Я же сказал, что она – бурятка. На последнем курсе учится театрального института, на режиссёра.

– Мишка, мы хотели отметить пересечение границы из Европы в Азию. Будем?

– А как же! Поезд остановится, сбегаем и купим бутылку спирта на перроне, пирожков возьмём. Бабки пирожки продают, а спирт, сказала проводница, прямо в киоске можно купить.

В киоске не в киоске, но спиртом разжились, с рук купили поллитровку. И пирожков набрали пару десятков. И вот обитатели купе собрались за импровизированным столом. Молодая женщина Катя добиралась к мужу-офицеру, служившему на границе с Китаем. Вадим, кандидат наук, парень лет под тридцать, ехал в командировку во Владивосток. Дед с бабкой – в гости к дочери в Хабаровск. Мишка без фамильярности пригласил красотку к столу. Пили спирт, рассказывали анекдоты, офицерская жена песню спела вполголоса. Словом, весело общались, как это бывает в дороге, когда вчера ещё не знакомые люди становятся вдруг близкими и родными. Мужняя жена Маринка хохотала в ответ на Мишкины шуточки, а он ещё в придачу стихи Мандельштама читал. Всем было весело, кроме Севы. Он слова не мог вставить в общий разговор, с обидой и завистью смотрел, как легко и непринуждённо болтали Мишка и Маринка о том о сём.

– Миша, я хочу покурить. Как ты? Пойдёшь?

– Конечно, Мариночка. Я тебя угощу своими сигаретами. У меня пачка «Мальборо». У предка экспроприировал. Он из Америки привёз.

«Ну и гад ты, Мишка! – думал Сева, плетясь за ними по коридору. – Целоваться в тамбуре будут».

– Севка, а ты? Не куришь? – спросила разгорячённая Мариночка-Марина.

– А ему мама не разрешает, – встрял приятель, понятно, недоволен, что друг путается у него под ногами.

Ни слова не говоря, Сева отправился назад, в купе.

– Так быстро уже накурился, Севка? – подначил кандидат наук.

– Парень не курит. Я сам в его возрасте ещё не курил, – вступился за соседа дед с верхней полки.

Как раз тут и появился Мишка, красный как рак. Отозвал Севу в сторону и прошептал:

– Иди в тамбур. Маринка просила, чтоб ты вернулся.

– Да я…

– Иди, иди, дурачок! Нравишься ты ей.

Сева не просто пошёл – побежал…

Мареев как будто закончил рассказ и, тяжело вздохнув, посмотрел внимательно на друга:

– Что, Сашко? Не утомил я тебя своей болтовнёй? Сейчас войдём в солёное море, и смоет оно сахалинскую историю курсанта.

– Боже мой, Сева, я вначале и не понял, о ком ты рассказываешь. Ты же свою жизнь рассказываешь! Ведь этот курсантик ты и есть? Так?

– Да. Конечно. Не хотелось «якать», вот и выбрал такую форму: о себе, да в третьем лице! Ты ведь, Сашко, просил самую важную историю из моей жизни? Первая любовь! Сколько лет прошло, всплыло в памяти, словно всё это вчера было. Маринка, Мишка, даже проводницу помню, молодая и разбитная деваха, Люськой звали. Мишка закрутил с ней скорую любовь. Устраивали наши с Маринкой свидания в соседнем вагоне, купейном.

– А потом? Что было потом?

– Потом? Прибыли в Улан-Удэ, и Марина попрощалась со мной.

– И всё? – расстроенно всплеснул руками Обабко.