Анна Громова - Палитры смерти

Но каким -то образом, однажды это стало известно отцу, который был вне себя от ярости. На кону оказались не только его чувства отцовской гордости, но и головокружительная карьера политика и он решил аккуратно замять скандальчик, отправив парня в армию, в горячую точку войны с Вьетнамом. Парень был жесток и туп, он не пришелся ко двору своим сослуживцам и тут спорный вопрос, кто покончил с ним на самом деле..то ли пуля неприятеля, то ли недовольные товарищи, а может быть и сам отец приложил косвенно руку, как до последнего считала Сьюзи. Вообщем, его убили и это стало непереносимой трагедией для его любящей сестры. Она была долгое время в депрессии, на реабилитации в психиатрической клинике, несколько лет на транквилизаторах и антидепрессантах и вот… получилось то, что получилось. Ее нервозная маска светскости, стервозности и дерзости как защита израненного, измученного внутреннего ребенка, забившегося в угол в непрестанном плаче.

Мне было очень жаль ее и я старался, как мог, поддержать. Терпел ее выходки, в разумных пределах, улыбался ее напомаженным друзьям, вел бестолковые разговоры о машинах, часах, путешествиях и что там еще у них было в почете. Но ей уперлась до маразма мысль, что я должен ее нарисовать… обнаженной.

Максим немного запнулся. А меня, при этих его словах, прорезала острая стрела жгучей ревности и вышла наружу в виде першения в горле, при котором я непроизвольно закашлялась. Это было, конечно же, глупо, предполагать, что до настоящего момента в рассказе между ними не было ничего интимного. Но почему- то именно ее желание быть нарисованной им, да еще и обнаженной, подействовало на меня как то раздражающе. Как известие об измене человека, который тебе дорог, но ничего не должен и не обещал.

– Ты в порядке? Может, воды? – Максим выглядел встревоженным, глаза блестели с заметным беспокойством и затаенной грустью. Мне показалось, он понимает мое состояние.

– Все нормально… просто слишком глубоко и неудачно вздохнула.. Все это так..грустно..но мне уже лучше. Продолжай.

– Окей. Она донимала и донимала меня без устали пару недель и я сдался.. Я работал над ее образом три дня. Я рисовал то, что видел и чувствовал в ней. Быть может, она ждала другого… Это было очень естественно. Я не видел ее маску, я видел ее душу и рисовал ее. Когда работа была окончена, она долго и молчаливо смотрела на нее широко открытыми глазами. Было похоже, что с ней случился ступор. Я пытался вывести ее на разговор, но она просто молчала и молча смотрела. Тогда я стал просто ждать.. Спустя долгое время, мне показалось вечность, она начала биться в истерических рыданиях. Она кричала, что видит ТАМ, как мама обнимает ее, как мама зовет. Что ей хорошо ТАМ, она снова счастлива. Она видит Джорджи, это ее брат.. он просит у нее прощения и говорит, что любит ее больше всего на свете. Она кричала, что хочет к ним, что она любит меня и хочет, что бы я был с ней ТАМ, что такого безоблачного счастья нигде на земле быть не может. Она умоляла меня не оставлять ее и пойти с ней ТУДА, где мы будем счастливы все вместе. Я чуть не рехнулся, успокаивая ее. Это было трудной задачей и не вполне результативной. Спустя несколько часов мы были в ресторане, туда приехали ее, точнее, наши общие друзья, как анонсировалось. Вечер прошел вполне спокойно, она держалась молодцом и ничем себя не выдавала.

Я должен был лететь в Лондон на неделю по делам. Она очень легко и спокойно отпустила меня, сказала, что будет с нетерпением ждать, а пока съездит в свой старый дом на Фарренгейт стрит, в окрестностях Вирджинии, где жила ее семья давным – давно, когда мама была жива и Джорджи был жив…

Я понятия тогда не имел, что этот дом давно сгорел и руины до сих пор стояли заброшены и заколочены и пока еще не нашлось покупателя на этот участок, хоть прошло столько лет. Уже будучи в Лондоне два дня я узнал… услышал в новостях, что ее нашли там, в этой развалине ее детства, висящей в ее бывшей детской комнате. Она повесилась там, написав помадой на зеркале..*Я спешу к вам, родные. Максим, не заставляй себя долго ждать..*

Он замолчал. Тяжелая тишина, прерываемая звуками ресторана – приглушенным звоном посуды, говором людей и мягкой музыкой повисла между нами. Глаза его были опущены, я не могла понять, что творится в его душе. В моей же было все противоречиво. Ревность, страх, жалость, какое- то даже злорадство и ужас от всего услышанного смешалось в одно общее ощущение полной неразберихи и окаменелости в лице и мыслях. Не знаю, сколько это продолжалось, но он поднял глаза и их искреннее, страдальческое и теплое выражение внесли в мой мысленный бардак полную определенность.

– Я… не..хотел – с трудом проговорил он.

– Ты ни в чем не виноват, Максим. Мне очень жаль, но..ее психика была нарушена, это могло случится когда угодно. Просто ты стал спусковым крючком. Девочка слишком долго держалась и рано или поздно критический момент должен был настать. Не вини себя.

Чувство искреннего сострадания, нежности и..чего то более глубокого и непонятного захлестнуло меня..больше всего на свете мне хотелось сейчас встать, подойти к нему и просто прижаться к его груди, вдыхать его запах, слышать его сердце, забыть с ним весь мир..Я видела, что он чувствует мое волнение и мои чувства, он смотрел на меня понимающе и благодарно, открыто, как будто приглашал к действиям..на какой то момент я вся напряглась, намереваясь встать, но тут же села обратно, сообразив, что здесь это совсем не уместно. В моей сумочке пропищал телефон.

Это было сообщение от Светки. Что -то случилось с трубами в ванной и у нас из мойдодыра течет вовсю вода, она уже постелила все полотенца и постепенно впадает в панику, а еще она нашла телефон какой то службы сантехников в интеренете и вроде вызвала кого- то, но очень все сомнительно, судя по нетрезвому голосу и вообще, где ты бродишь, уже давно кончился рабочий день, а машину твою я видела на парковке, ты с Ильей что ли?

Светино сообщение произвело на меня эффект будильника. Я слегка встрепенулась и вернулась в мир реальный, прочь от разбитых сердец и магических картин. Надо было что- то делать и делать быстро. Максим заметил мое замешательство.

– Что случилось?

– Света. Подруга, мы живем вместе. На съемной квартире – зачем то добавила я – там..трубы потекли. Ванную комнату заливает водой и скоро вода потечет к соседям, мне нужно домой..

– Конечно… конечно. Две минуты – Максим подозвал официанта и попросил его нас расчитать. Для меня это всегда был очень щекотливый момент. С одной стороны, он пригласил меня на ужин и это все очень было похоже на свидание, но с другой, почему- то как то неудобно было мне, что за меня будет платить человек, с которым меня, по сути, ничего не связывает. Да, это глупо, но такие вещи ставили меня в положение зависимой и вызывали внутреннюю неловкость, особенно сейчас, ведь мне очень нравился этот человек и я боялась выглядеть заурядно. Никто никогда не поймет меня в этом, но я смешалась и покраснела. И когда принесли счет, я робко, опустив глаза, попросила для себя возможности заплатить за свой ужин. Я думала, я сгорю на месте в этот момент, как я не пыталась утешить себя, что это моя индивидуальность и пусть с ней считается. Я очень хотела, что- бы он ответил «да, как тебе удобно», но тут же почувствовала, что такой его поступок так же привел бы меня в замешательство, потому, что мужчина моей мечты просто не мог так сказать. Вообще, это сложный процесс и это было нужно мне скорее, для очищения совести перед самой собой, но когда я подняла глаза…