Георгий Баженов - Похищение любви

В первых числах марта около НИИ остановилось такси. В ветровое стекло светило весеннее солнце; водитель, сложив руки на руль, подставил лицо лучам и блаженно щурился. Его разморило, он закрыл глаза и под монотонную работу счетчика задремал. Сзади с большим букетом мимоз сидел Володя и следил за входной дверью института. Когда в дверях показалась Зина, он толкнул шофера в спину: «Не зевай!..» – и выскочил из такси. С Зиной вместе вышла и Лариса.

Поздоровавшись, Володя в первую очередь обратился к Ларисе.

– Лариса, я вас очень прошу оставить нас вдвоем с Зиной.

Лариса взглянула на Зину. Зина молча сказала: нет, нет, не уходи, не слушай его! Она подхватила Ларису под руку и, не обращая внимания на Володю, быстро пошла прочь.

– Лариса! – взмолился Володя. – Не мешай нам! Тут жизнь решается. Жизнь! Слышишь?!

– Хорошо, оставь нас, Лариса… пожалуйста, – согласилась Зина. – Ну, чего тебе?! – тут же закричала она на Володю, глядя на него в упор.

Володя показал Ларисе: «Уходи, уходи же…» Лариса, развернувшись, направилась в противоположную сторону.

– Ну, так чего тебе? – повторила Зина и пошла по тротуару.

Светило солнце, была весна, смеялись и улыбались прохожие; над головой плескалось весеннее, словно чем-то размытое, чистое небо.

– Ты бы хоть поздоровалась для начала, – сказал Володя.

– Поздоровалась?! – удивилась Зина словно чему-то противоестественному. – Что это еще за машина за нами крадется?

– Это? – обернулся Володя. – Такси.

Зина усмехнулась.

– И зачем? Уж не меня ли решил покатать?

– Тебя. А кого же еще?

Зина снова усмехнулась.

– Думаешь снова поймать на удочку? – Она покачала головой. – Эх ты, бесстыжий ты, бесстыжий…

– Насчет бесстыжего, милая Зиночка, попросил бы по легче. Я, между прочим, приехал, чтобы отвезти кое-кого в загс.

– Жениться надумал? – всплеснула руками Зина и рассмеялась. – Ах ты мой миленький, жениться надумал… Какой хороший да пригожий… Славный какой женишок!

– Смейся, смейся… Я серьезно.

– Серьезно? В загс? – все смеялась Зина. – Ах и ухажер, ах и Володичка! Люди добрые, да посмотрите вы на него!..

Прохожие в самом деле начали останавливаться около них, сначала вдалеке, а потом совсем близко. Зина взмахивала руками, восклицала, хохотала, а Володя с букетом мимоз в руках стоял рядом и терпеливо ждал.

– Так ведь, Воло-оди-и-ичка, – говорила, словно напевая, Зина, – надо женщине предложение сделать. Ей ведь это приятно. Слышишь? А то как же без предложения – и в загс?! – Она смеялась почти истеричным смехом.

– Предложение? – спросил Володя. – Пожалуйста: Зина, я делаю тебе предложение!

– Ой, не могу! Ха-ха-ха!.. Не могу!..

Прохожие, теперь уже не стесняясь, окружили Володю и Зину, начали делать замечания: мол, странные какие-то люди… Потом кто-то догадался, что это, вероятно, артисты, может, их снимают в кино. Начали оглядываться – никаких киноустановок рядом не было. «Да их же скрытой камерой снимают! – догадался кто-то. – Чтобы народ естественней вышел…» Толпа начала разрастаться, теперь на вопрос: «В чем дело?» – отвечали: «Тихо! Идут съемки…» Шофер такси совсем потерял Володю из виду, испугался, что пассажир надует, и резко нажал на сигнал. Сигнал получился как сирена – толпа дрогнула, рассыпалась… Шофер облегченно вздохнул: пассажир стоял на прежнем месте; женщина уже не смеялась и держала в руках цветы. Шофер улыбнулся.

– Так поехали?

– Ну, смотри, смотри у меня, Володя! – серьезно проговорила Зина. – Обманешь – так… пожалеешь… – И какая-то острая тоска мелькнула у нее в глазах.

Володя распахнул заднюю дверцу машины.

– Прошу!

Быстро сев рядом, он хлопнул дверцей, обнял Зину и крикнул лихо шоферу:

– Как договаривались! В загс!

Машина резко рванула, из-под колес брызнула в разные стороны талая вода…

Седьмого марта неожиданно приехал Миша; хотя, конечно, не совсем неожиданно – от Миши можно было этого ожидать. Глядя на Мишу, Алеша всегда испытывал некоторую неловкость, хотя был искренне рад каждой встрече с ним. Называл он Мишу (про себя) «добровольный раб». Миша был маленький, пухленький, очень подвижной, почти лысый, но седенький – на висках – мужчина лет тридцати пяти – тридцати шести, на лице его особенно выделялся крупнопористый, мясистый нос, с которым Миша обращался очень жестоко: все время тер его, мял, трогал. Нельзя было без улыбки наблюдать за этой вечной борьбой пухлого, седенького Миши со своим носом. Но, несмотря ни на что, Миша гордился носом: он придавал облику Миши вид самого добродушного и незлобивого человека.

Приехал Миша с подарками; для Наташи он достал из сумки огромный сверток, в котором оказалась симпатичная, с голубыми удивленными глазами кукла, одетая в легкое, светлое, с бантом на шее платье. В пухлых ручках она держала духи «Красная Москва» и открытку. Наташа поцеловала Мишу в щеку, тугую, как крепко надутый резиновый мяч, подхватила куклу правой рукой, прижала к себе (это была мягкая немецкая кукла) и небрежным движением левой руки перевернула открытку. Прочитав ее, она погрозила Мише пальцем, Миша этого только и ждал – начал тоненько, заливисто и счастливо смеяться. Алеша заглянул через Наташино плечо и прочитал:

«Милая мамочка! Когда вы с папой догадаетесь меня родить? Поздравляю, мамочка, с днем 8 марта, желаю счастья, здоровья и успехов в учебе. Дочка Саша».

Ну, это у Миши был конек: приставать к ним с дочкой и почему-то именно Сашей. В прошлую зиму, когда они жили еще на даче, он им проходу не давал с этой Сашей: у всех дети рождаются, а вы даже такую соплячку, как Саша, не можете выдать?.. Ага. Все это, конечно, были шутки, но порой они утомляли, особенно Наташу. Ей всегда казалось, что в таких «внутренних» делах даже шутки неуместны.

Ларисе Миша подарил духи «Бон шанс». Он не был знаком с Ларисой, но знал, что хозяйка квартиры молодая женщина, к тому же работает она вместе с Алешей, поэтому не мог не поздравить и ее, не подарить что-нибудь.

Праздник отмечали в Ларисиной комнате; так как общих интересов не находилось, начали вспоминать, что было когда-то. Воспоминания были веселые, хорошие. Лариса мало знала о жизни Алеши и Наташи на даче, поэтому только слушала. Но слушала с интересом: улыбалась или смеялась вместе со всеми, хорошо представляя, как это все было тогда.

Дача Павла Петровича и Лидии Константиновны находилась километрах в сорока от Москвы, в местечке Отдых – недалеко от города Жуковского; в то время Алеша не решался еще порвать с Наташиными родителями, и зимой, когда представилась возможность жить отдельно от них – на их же даче, он с радостью ухватился за эту идею. Может быть, это было лучшее время их совместной жизни, но не в этом дело. Дело в Мише. Дачу нужно было топить два раза в день – углем и дровами, ни дров, ни угля не было. Горячей воды тоже не было, никакой не было, даже холодной. Был рядом с домишком колодец, промерзал он страшно, зато у них на этот случай имелось несколько палок, деревянных и железных, с набалдашником на конце, ими и пробивали лед. Ну, да опять не в этом дело. Дело в Мише.