Анко Джэер - Самый человечный цвет

– Обожаю читать. Самое лучшее занятие после путешествий. А читать во время путешествия – просто блаженство! И потом, каждая книга – это история, которую можно пересказать…

Она схватила меня за руку и подвела к окну, спрятанному за плотной темной занавеской.

– Но самое потрясающее в этом месте – это не книги. Отец в свое время не продал эту квартиру только по одной причине, – с этими словами она отдернула занавеску, и я ахнул.

Внизу, под холмом, к заливу сбегал сверкающий огнями город. Он блестел, переливался, играя в лучах зажженных фонарей и вывесок, словно осыпанный хрусталем. Я повернулся на запад и увидел, как в последних умирающих лучах алого заката светится Мост – Золотые ворота на входе в город, а за ними – бескрайний темно-синий океан. Я высунулся чуть ли не по пояс из окна и посмотрел в другую сторону. Мост Бэй был словно облит жидким золотом!

Джой явно была довольна произведенным эффектом. Она притащила две кружки чая, и мы вместе уселись на подоконник, свесив ноги на улицу, и стали довольно глядеть в наступающую теплую калифорнийскую ночь.

На ночь мы устроились на диване. Оказалось, что он раскладывается в подобие кровати, но у Джой не было ни одеял, ни подушки – только плед. Мы кое-как укрылись и успокоились.

– Завтра, – прошептала девушка, – я познакомлю тебя кое с кем…

– Хорошо, – так же тихо ответил я, хотя не совсем понимал, почему мы так тихо разговариваем, – только давай сначала дойдем до моста.

Она кивнула, повернулась на бок и тут же уснула, уткнувшись носом в мое плечо.

Я закрыл глаза и мысленно оглянулся на все, что произошло со мной с тех пор, как я расстался с родными, университетом и Берлином. Позади осталась солнечная Испания, которую я всегда мечтал посмотреть, летний музыкальный фестиваль… я встретил мою Дэни! Дэни… такая удивительная, такая светлая! Я умудрился влюбиться в нее, так сильно и так внезапно, что до сих пор не могу свыкнуться с этой идеей. Но вот я, за столько миль от нее, рядом со мной спит пусть чокнутая, но все равно хорошенькая девушка, а я могу думать только о ней. Я надеялся, она тоже меня вспоминала, хоть иногда.

По правде сказать, мы договорились не обмениваться телефонами. Вместо этого мы обменялись адресами и пообещали слать друг другу письма и открытки. Я представлял, как я возвращаюсь домой, а меня ждет стопка конвертов, которые мой сосед по комнате заботливо собрал для меня. А в них… ну, конечно! В них истории! Точно такие, какие в свою голову и сумку собирала Джой. А мы, оказывается, очень похожи.

На следующее утро, чуть только солнце прорезало лучом щель в неплотно задернутых занавесках и полоснуло по противоположной от нашего дивана стене, я открыл глаза и понял, что рядом никого нет. Джой сидела на полу у шкафа и сосредоточенно зашнуровывала кеды. Я с любопытством осмотрел ее. На ней были очень тертые джинсы, по которым, определенно, плакала помойка, но которые, определенно, были любимыми; белая майка, заляпанная пятнами разноцветных красок, поверх которой была накинута клетчатая, явно мужская рубашка, которая была размера на три больше, чем надо бы; ассиметрично постриженные волосы были подвергнуты попытке быть схваченными в хвост, чему всеми силами сопротивлялись, поэтому с одной стороны упрямо спадали на лицо; но самым замечательным в ее наряде были кеды: один из них был бирюзовый, а другой – сиреневый.

Девушка посмотрела на меня сквозь синие стекла очков и улыбнулась.

– Доброе утро! У тебя полчаса на то, чтобы привести себя в твое понимание порядка, а потом мы убегаем. Я хочу застать туман…

Я опрометью кинулся в душ, почистил зубы, кое-как высушил голову полотенцем, решив, что досохнет само, оделся, кинул кое-какие вещички в небольшой матерчатый рюкзак и выскочил к Джой. Она сложила свою «лос-анджелесскую» одежду в пакет, запихнула его в сумку, и мы отправились в город.

Мы почти бежали, хотя я был уверен, что в этом не было необходимости – туман здесь держался подолгу. Только когда с очередного холма стало видно, что его плотности и белоснежности не угрожает утреннее солнце, Джой разрешила мне зайти в кофейню и угостить ее кофе.

Мы неторопливо шли по Марине, мимо причалов для яхт и прибрежных камней, в сторону спрятавшегося в тумане моста. Мимо пробегали бегуны, проезжали велосипедисты, с радостным лаем проносились собаки, а мы шагали, улыбаясь, глядя по сторонам и довольно потягивая горячий вкусный кофе.

Шли мы долго, но эта прогулка была очень приятной и долгожданной. Мост таял в тумане, то здесь, то там показывая кусочек красного остова. Когда ближняя опора моста была уже совсем рядом, Джой предложила перейти мост сначала по одной стороне, а вернуться по другой. Так и сделали. Сначала пошли вдоль той стороны, которая смотрела на город. На опоре была табличка с телефонами доверия.

– Настоящие. Работают. Сама проверяла! – гордо сказала Джой.

– Ты… ты же не…?

Она загадочно улыбнулась и не удостоила меня ответом.

На середине моста мы встали, повиснув на перилах, и смотрели в сторону города, который почти не могли различить в начинающем редеть тумане.

– Я очень люблю свой город, – сказала Джой, – я вообще всегда по нему скучаю, даже если мне еще где-то очень хорошо, даже если я радуюсь каждому путешествию, каждому новому приключению, событию, человеку, мое сердце все равно здесь, дома.

– Я вот не привязан так к Берлину, – я пожал плечами, – даже не знаю, почему. Просто отца часто переводили, и детство я провел в Баварии, а потом еще шесть лет мы жили в Штатах, в Бостоне, а потом переехали в Берлин. Но у этого есть свой плюс – двойное гражданство, например!

Мы подождали, пока туман переползет через мост, и еще немного постояли, глядя, как на солнце поблескивает купол Павильона Искусств, а по далекому мосту Бэй носятся автомобили. Прямо по центру залива мрачной глыбой лежал остров, на котором расположился Алькатрас, чьих беглецов до сих пор можно было пересчитать по пальцам одной руки. Теперь туда спешили катера с туристами.

Перейдя на противоположную сторону, мы взобрались на холм и уселись там, глядя на горящий под солнцем мост и на теряющийся в легкой дымке город. Я вытащил свой блокнот и стал рисовать, выбрав для этого красный и синий карандаши. Джой внимательно смотрела, как я работаю, не нарушая тишины. Когда набросок был закончен, она улыбнулась.

– Да, его все рисуют. Потому что он такой красивый!

– Хочешь, я нарисую тебя?

Она неопределенно качнула головой и встала, протягивая мне руку.

– Идем. Самое время познакомить тебя с парой моих близких друзей.

Мы снова спустились к мосту и на этот раз пошли вдоль океана. На середине мы опять остановились и опять повисли на перилах. Туман ушел, и нам открылась темно-синяя гладь бесконечного водного пространства.