Владимир Яцышин - Повесть об Анне

– Затем, – продолжала она, – я слышала во сне, как дождь усилился. Мне начали сниться плохие сны… Я замечала и ранее такое. Вы, полагаю, и сами помните, что на изменения погоды у меня индивидуальные реакции…

– Продолжайте, – кивнул Охрименко. – Что было далее? Вам снились сны, а потом?

Снова Анна оскорбилась. И теперь из-за того, что профессор не дал ей посмаковать собственные рассуждения, оборвал нить размышлений, не вышло поговорить о тонкостях ее личности и индивидуальности ее реакций.

– Потом я проснулась в коридоре, надо мной стояли два парня… Санитары ваши. И девушка, дежурная медсестра…

– Хорошо. А до этого? Как вы там оказались, в коридоре? Вы были в палате у Леонида. Это помните?

– Я была в палате у Леонида?! – шокировано воскликнула Анна, быстро заморгав и прикрыв рукой ухо, словно боясь слушать эту постыдную правду.

– Значит, не помните? – подозрительно прищурился профессор.

– О нет! – испуганно и артистично закачала головой Анна. – Что я там делала?! Неужели?.. О не-е-ет…

– Что?

– Что-то сексуального характера?

– С Леонидом? У вас? – засмеялся профессор. – Ну что вы, дорогуша, я полагаю, вам нужен кто-то моложе.

– Ну, слава богу, – закусив губу, вздохнула Анна.

– Да ладно вам, – махнул рукой Охрименко и откинулся на спинку кресла.

– Что? – удивилась Анна.

– Все вы помните, – улыбнулся он. – Ну, может, не все, но больше, чем мне тут вещаете. Анна, вы и раньше всегда, как оказывалось, вспоминали детали всех ваших… этих… ночных приключений. И сейчас помните, – профессор скривился и развел руками. – Время тянете? Куда? Зачем?

– В смысле? – серьезным голосом произнесла Анна, взглянув на доктора из-подо лба.

Лицо ее менялось, словно отдельные черты перестраивались. Преобразовывалась форма глаз и уголки губ. Лицо становилось немного белее обычного. И даже такого опытного ученого, как Охрименко, это немного пугало.

– Ладно, – махнул рукой профессор, – продолжим. Вы говорили, что вам снилось что-то неприятное?

Анна молча кивнула, взгляд ее был недоверчив, обида плавно перетекла в раздражительность. Как правило, в таком состоянии, пациенты зачастую перестают контролировать свои эмоции, но взгляд Анны, наоборот, был полностью сконцентрирован и прикован к профессору.

– Что именно вам снилось? – спросил доктор, наблюдая за лицом Анны, которое уже значительно переменилось с того момента, как она вошла в этот кабинет. Он не стремился провоцировать ее, но нарочно подыгрывал злобе, дабы следить за спектром ее реакций.

– Что мне снилось? – спокойно произнесла она. – Скажу честно… Не стану я об этом рассказывать. Он говорил, чтобы я не смела про это трепаться, я и не посмею.

– Кто «он»?

Анна подняла голову и улыбнулась, лицо ее вновь стало загадочным и посветлевшим.

– Я не стану говорить вам, – улыбнулась она.

– Понятно, – кивнул спокойно профессор. – Интересно другое. Когда ты у нас только появилась, ты была в худшем состоянии… В намного худшем, помнишь? А теперь? Приступы стали гораздо реже, твое сознание в большинстве случаев не такое спутанное… Тебя это разве не радует?

– Хм… А с чего вы взяли, что мне лучше?

– Ну как это! Были симптомы, теперь их меньше, – непонимающе ответил Охрименко. – Это происходит при всех заболеваниях. Если у тебя был сильный кашель, а после сиропа дыхание стало чистым, то считается, что тебе лучше.

– Понятно, – кивнула Анна.

– Но на пути к окончательному выздоровлению, на пути к полному восстановлению, зачастую появляются какие-то абсурдные препятствия: пациенту лучше, но ему становится лень лечиться далее. Он просто самовольно соскакивает с лечения. Тем самым отдается в руки рискам осложнений. Но, Анна… Курс лечения всегда должен быть пройден до конца. Как и с кашлем, микстуру нужно пить до упора даже, если стало лучше. Как и с бактериями – прием антибиотиков ведь никто никогда не прерывает. И наше с тобой общение, наша терапия – все это нужно продолжать.

– Логично, – кивнула одобрительно Анна, хлопнув в ладоши. – Правда, профессор, логично и очень убедительно!

– Ну вот и отлично. Я, если честно, предлагаю проводить все наши беседы в дружеском формате. Иначе, как мне кажется, и быть не может. Это комфортно, удобно, да и правильно. Так что? Давайте общаться, Анна?

– Давайте.

– Вернемся к сновидениям. Расскажи мне о них. Что тревожило?

– Нет.

Профессор вздохнул.

– Времена электрошоковых терапий и хирургических вмешательств в ткани мозга прошли… – произнес он огорченно.

– А вы хотели бы, чтобы эти времена вернулись? – засмеялась Анна.

– Упаси Господь, нет, конечно! – улыбнулся профессор. – Если бы эти времена вернулись, я ни за что не работал бы в психиатрии. Я пользуюсь только теми методами, которые полезны для здоровья, но прежде всего гуманны. Лишь такое лечение может помочь.

– Похвально, – усмехнулась Анна, – но у меня с собой нет диктофона, вы распинаетесь зря, я вовсе не обвиняю вас в варварских методах.

– Просто я очень не желаю прописывать тебе более сильные средства… Мне советуют коллеги, но я хочу обойти способы, которые…

– От тех таблеток я не могу рисовать.

– Именно, – Охрименко приподнял указательный палец. – А рисуешь ты очень неплохо! Да что уж там, очень хорошо! Но, заметь, эта способность к творчеству вернулась к тебе именно здесь, в клинике.

Анна сочувственно улыбнулась, то ли сочувствовала себе несчастной, то ли профессору, который зря, как она уже сказала, распинался.

– Меня беспокоят твои приступы. Такие, например, как прошлой ночью.

– Ладно, все! – махнула рукой Анна, зрачки ее заметно сузились, и без того светлые глаза стали чуть ли не прозрачными. – Вам надо что, товарищ доктор? Хотите знать мои сны?! Сами-то свои помните? Нет? Чего так? Ах, ну да, большинство снов мы забываем, когда просыпаемся!

Анна равнодушно бросила взгляд на профессора и на лице ее начала прорисовываться надменность. Не успел Охрименко что-то сказать, как Анна, приподняв руку, прервала его на полуслове и произнесла:

– Мне снилось, профессор, как я ходила по даче, день был такой солнечный… Затем я зачем-то полезла на крышу… Поставила стремянку и полезла. Дом невысокий, но по лестнице пришлось подниматься очень-очень долго. Ну, вы сами знаете, профессор, в сновидениях такое бывает, когда не сходятся габариты. Ну, в общем, я поднимаюсь, поднимаюсь… Десятая ступенька, двадцатая, крыша уже близко, рукой можно дотянуться… И тут хрусть! Ступенька, трещит под ногой, и я лечу вниз. Хватаюсь руками за воздух, за пустоту, но понимаю, что конец мне. Долго так лечу, крыша от меня отдаляется все дальше и дальше, прищуриваюсь так крепко в ожидании сокрушительной боли, кусаю губы. Осознаю, что вот-вот спиной о землю ударюсь, вот-вот столкнусь… И просыпаюсь.