Эллина Наумова - Соседи по Москве

Однако прошел год, но тетка домой не собиралась. Более того, неустанно внушала матери по скайпу, что пора обрести личную жизнь.

– Действуй, пока молода. Эх, где мои пятьдесят! А то, знаешь, как я намучилась в Москве? На улице приставала только одичавшая ветошь из соседних домов. Ни в магазин, ни в сквер нельзя было беспрепятственно пойти. Обязательно увязывался какой-нибудь вдовец, пламенный брежневец или андроповец.

Каждый вечер Леона с матерью обсуждали, что делать с бумажными завалами. Дочь соблазняла ноутбуком, электронной книгой, флешкой и картой памяти. Наконец, в отпускную пору кое-как просмотрели все. Книг, с которыми немыслимо было расстаться, самиздатовских бабушкиных переводов и журнальных номеров, подписанных авторами, набралось на один стеллаж, если во всю стену и от пола до потолка. На два десятка рисунков и нотных посвящений имело смысл заказывать багеты и рамы. Имена и фамилии, начертанные на прочих, уже ничего не говорили ни матери, ни тетке. Осталось придумать, куда девать…

– Макулатуру, – жестко определила Леона.

– Эта макулатура еще недавно была смыслом чьих-то жизней, – сказала мать и всхлипнула.

Но не отступила. Звонила людям, узнавала номера телефонов других людей, спрашивала в трубку:

– Вам нужен автограф вашего дедушки? В семьдесят девятом году… Да, понимаю… Извините… У меня есть интересные качественные снимки вашей бабушки, Ольги Сергеевны… Прабабушки? Хорошо, так как с ними… Алло, алло… Отключилась… Здравствуйте, это библиотека? Вам нужны книги в отличном состоянии… Ну, не надо хамить…

Неделю в дом приходили старики и старушки, и еще один юноша и одна девушка. Взяли несколько томиков, журналов и фотографий. За этот отпуск хозяйки так устали, что, казалось, на завершение безумства сил не хватит. Но вот Леона стояла у двери. И видела пустую квартиру. Исчезли не только завалы, но и мебель. В большой комнате громоздились штабеля того, чем предстояло наполнить стеллаж. А в маленькой на застеленном клеенкой полу распростерлась одежда. И все. Ни торшера. Ни стула. Ни постельных принадлежностей. Ни мало ли чего еще. Только идеально сохранившийся под шкафами паркет. Безобразные узкие тропы, протоптанные на нем. И разномастные куски обоев на стенах.

– Дочка, чай остынет! – позвала мама.

Леона наконец отлепилась от косяка и пошла в ванную, осторожно наступая на привычные истертые досочки, словно упругие кочки в топком болоте. Вымыла руки – два полотенца ликвидаторша милостиво оставила. Это ее слегка взбодрило. И напрасно – из кухни мебель тоже была убрана. Чашки и вазочки с медом и конфетами стояли на широком подоконнике. Под ним будто притаились два табурета. Холодильник, купленный пару лет назад, высился у стены, но и он почему-то казался жалким. Мама кивнула на вместительный дорожный баул в углу, к которому по-свойски притулился старинный латунный таз для варенья.

– Тут наш фамильный хрусталь, фарфор и серебро. Я не сошла с ума, не колотила посуду, не волнуйся.

«Цветочная ваза, четыре рюмки, пять фужеров, три салатника, ладья – хрусталь. Чайный сервиз со щербатой масленкой – фарфор. Шесть ложечек – серебро, – подумала Леона. – Хорошо, что мало. Каждая вещь представляется необыкновенной и едва ли не уникальной. Поколениями собирали. А теперь мама легко купит это все на свою месячную зарплату. Как странно».

Они сели пить чай с эклерами из ближайшей кондитерской. Леона вчера принесла в ту, еще обычную, квартиру. Ожиреть не боялись. В семье каждая знала с детства: если обедала пирожным, то ужинать будешь только несладким кофе.

– Как тебе это удалось? – громко спросила ошарашенная дочь, кружа тонкими пальцами над блюдом и выбирая эклер – шоколадный или сливочный? – И почему меня не впрягла? Все же надо было в коробки сложить, в узлы, я не знаю…

Мать, не глядя, взяла пирожное, которое лежало ближе к ней, и тихо ответила:

– Сначала я мысленно попросила прощения у бабушки. Потом набрала в поисковике «вывоз рухляди». Три оператора на разных телефонах были не совсем вменяемы, то есть пытались диктовать мне условия. Четвертый же любезно и деловито согласился с моими. Приехали мужики, взяли деньги, сами рассортировали наш хлам и увезли. А завтра явятся другие мастеровые и начнется ремонт.

– Ого! Здорово! Мам, а где мы будем спать? То есть понятно, что на полу. Но ты в азарте избавления даже подушки и одеяла выбросила!

– Спать будем не здесь. Я – у подруги Кати. Она, как тебе известно, живет за городом, брезгует сдавать квартиру, но волнуется за нее. А ты… – Мама растерянно посмотрела на эклер, который держала в руке, и вернула его на краешек блюда. – А тебе я сняла трехкомнатную, что называется, в шаговой доступности от метро и твоего офиса. Заплатила вперед за три месяца: бригадир сказал, что раньше они с нашим кошмаром не справятся. Живи просторно, отдыхай…

Леона не верила своим ушам. Мама звонила по сотовому каждые десять минут, пока она добиралась с работы домой, и успокаивалась, только обняв в прихожей. Мама дружески сопутствовала ей всюду, куда она шла одна. Мама не ложилась спать, если дочь задер живалась на вечеринке. Более того, ходила ее встречать не только к метро, но и к подъезду к такси. Стоило Леоне уехать с друзьями в Питер или в Европу, мама впадала в полуобморок. И оживала только при звуках приема эсэмэски или гудке скайпа… Эта ли мать сняла ей квартиру? Почему бы им не пожить там вдвоем? Но вслух почему-то задались другие вопросы:

– Тетя все-таки допекла тебя с устройством личной жизни? Ты влюбилась? Хочешь, что называется, проверить чувства наедине с мужчиной и сообщить мне результат, только если они окажутся настоящими?

Мать невольно улыбнулась, но, словно застеснявшись, опять погрустнела.

– Сообщить тебе о мужчине было бы легче. Нет, дочка, меня пугает отсутствие такового у тебя. Мне вдруг пришло в голову, что я делала все для твоего одиночества. Пригласить сюда человека, который тебе дорог, было невозможно. Ему пришлось бы выслушать и осмыслить историю нашей семьи. И еще неизвестно, смог бы он понять нас или нет. Собственно, поэтому я и решилась… – Она безвольно махнула рукой, будто кто-то другой освободил помещение от всего. – Но не это главное. Ты не умеешь варить и жарить, стирать, гладить, убирать. Деньги для тебя – неиссякаемая абстракция на карточке. Ты живешь так же, как в пять, десять, пятнадцать лет. У тебя же выражение лица детское. Этим летом продавщица в магазине сказала: «В школу на выпускной платье берете?» Мы с тобой смеялись. А что хорошего? Половина мужчин считает тебя несовершеннолетней. Другая половина думает, что у такой красивой девушки наверняка есть тот, с кем опасно соперничать. В итоге никто не рвется с тобой знакомиться. А знакомые боятся связываться с «шибко умной» москвичкой, которая училась не для того, чтобы стать домохозяйкой. Москвичка – это тоже диагноз с некоторых пор… Знаешь, сейчас провинциалкам легче. Их всеядность и кредо «любой ценой» оправданы необходимостью платить огромные деньги за аренду жилья.