Алексей Мефокиров - Репка. Сказка постапокалиптической эротики

Приблизительно через триста метров она, неудачно повернув руль, оказалась в кювете. Изодрав коленку, она почувствовала, как ткань начал намокать от крови.

– Этого еще не хватало!

Дальше пришлось вести велосипед, а не ехать на нем. Снег просто не позволял ей ехать. Голова после падения гудела, она чувствовала периодически возникающее подташнивание и головокружение.

Примерно через три километра она постаралась как можно более незаметно оставить ставший обузой велосипед в подворотне. План, казавшийся гениальным, разваливался прямо на глазах. Всё тело ныло, нога кровоточила, и вдобавок ко всему она начала чувствовать, что замерзает.

Она преодолела только три с половиной километра из семидесяти, и уже была на грани отчаяния. Рядом проехал громадный военный грузовик с снеговым отвалом впереди и буквально похоронил её в пушистой массе свежевыпавшего снега. Её несло снежной массой, стирая в кровь лицо, руки и она вновь на мгновение потеряла сознание. Выбравшись из этой массы, отплевываясь, она заплакала. Ей стало очень жалко себя. Все тело одеревенело, ноги не желали её слушаться, а в глазах прыгали какие-то назойливые мошки разного цвета.

Еще приблизительно через пол-километра она просто села в сугроб и поняла, что не может дальше двигаться. Лямки рюкзака слишком сильно давили на плечи.

Сбросив ставший слишком тяжелым рюкзак, она прошла еще около двух километров. Ноги гудели, а обочину дороги, по которой можно было идти, покрывал все более толстый и толстый слой снега.

Снова села на снег, просидела несколько минут, безучастно вглядываясь перед собой и чувствуя, как холодное окоченение поднимается снизу, охватывая её целиком. Сознание постепенно покидало её. Как в дымке она видела машину дорожного патруля, которая остановилась рядом. Двое крепких мужчин что-то пытались ей сказать, но их голоса звучали неразборчиво, и она только бестолково улыбалась…

Очнулась она в больнице. Почти через сутки. Она лежала в переполненной палате, где постоянно слышались чьи-то стоны, покашливания… Попытавшись встать, он почувствовала, что её ноги совершенно ватные, а голова кружится, словно она пьяна.

– Женщина, ну куда же вы! – уложила её обратно вбежавшая молодая медсестра. – У вас же сотрясение мозга!

А в это время в Машиной квартире спал Коля. Он сам не понял, как и уснул на маленьком диванчике в коридоре. Маша, увидев это, не стала его будить. Сергей Федорович отправился в свой Институт, и в квартире воцарилась буквально звенящая тишина.

Она подошла к нему и присев рядом, любовалась, поглаживая его упрямые волосы. Но так, чтобы он не проснулся.

– Ты спишь? – думала она с какой-то грустной нежностью, переполнявшей её. – Ты спишь? А снег за окном опять пошёл… эта бесконечная зима кажется никогда не закончится. Слово «вечность» выкладывал Кай, думаешь просто так? – она чуть наклонилась, чтобы почувствовать запах его волос. Они пахли чем-то невыразимо родным, принадлежавшим только ей одной. Она вспоминала их прогулки, в редкие-редкие солнечные деньки этого лета он приходил к ней, и они ходили вместе в пахнущую прелью седую зелень заброшенного поля. Посмотрев вновь на то, как за окном в свете фонаря валит снег, она склонилась еще ниже к его голове. Волосинки едва заметно колебались от её тихого дыхания.

– Всё хорошее проходит быстро, а зима длиться бесконечно, вечно, – мысленно говорила она ему. – Снег падает неторопливо, закрывая всё и хорошее и плохое. Под этим ледяным сверкающим покрывалом ничего не видно, только однообразие белого цвета. А белый цвет разве имеет оттенки? Интересно, в мире остался ещё хоть один маленький уголок, где тепло?

Она представила: горячие солнечные лучи касаются их тел, и им так тепло- тепло. А они никуда не торопятся, они просто смотрят в бездонное голубое небо. И весь шум городов остался где-то за пределами.

Там должно быть так же тихо, как сейчас в уютном мирке её родной квартиры. В которой она провела детство. Которая помнит еще то время, пока здесь жила её мама.

– Ты знаешь, что бы я назвала безмятежностью? – продолжала мысленно говорить она ему. – Покой и безопасность тишины. Раньше я не знала, что самая прекрасная музыка – это тишина природы. Это когда нет посторонних для природы звуков: рёва мотора, грюканье поездов, жужжание вертолётов, заводских гудков. Оказывается, тишина – роскошь!

Ей казалось, что этот снег, холод и ветер – выдувают из них все надежды, а их мечты давно покрылись льдом. Единственная радость – солнце! Оно продолжало каждое утро показываться на небосклоне, даря слепую надежду на завтра. Жаль, что лучи его нынче совсем не греют. Скользящие лучи зимнего солнца, не согревают замёрзшие души. Все сидят по своим уголкам, закутаные в одеяла, надеясь хоть как-то отогреть себя, сохранить тепло своих жизней. Но одному согреться в одеяле трудно. Обязательно нужен кто-то, вдвоём намного теплее. И она счастлива, что у нее в эту бесконечную зиму есть её Коля, и когда он проснётся, они обязательно заберутся вместе под одеяло.

– Впрочем, к чему ждать? – внезапно подумала она. Наклонившись еще ниже, закрывая глаза от наслаждения, она кончиком языка коснулась его уха. Это всегда его заводило…

Он проснулся, немного растерянно оглядываясь.

– Ах ты мой соня… Пойдем, что ты здесь, словно собачка…

– Спать с тобой?

– Да, спать со мной, рядышком… Не хочешь, что ли?

– Хочу.

– Ну, так пошли, пока предлагаю, – Маша говорила слегка насмешливым тоном, но глаза её были полны нежности. Когда они забрались под одеяло, она прижалась к нему, и ей было так приятно, что Коля такой тёплый-тёплый… и полностью её… Она обняла его и руками, и ногами, и Коля почувствовал, что под тканью ночной сорочки ничего нет.

– Ты не надела трусики?

Маша тихо фыркнула. А потом прошептала.

– У меня осталась одна пара, да и та сушится на веревке в ванной.

– А Сергей Федорович?

– Он на работе… Обними меня, пожалуйста. Ты будешь меня обнимать, а я буду сонно нежиться в твоих объятиях…

Он медленно коснулся губами её переносицы, и прижал к себе её тело. Она довольно мурлыкнула и нежно сжала его ногу своими бедрами.

– Мой… Только мой… – прошептала она, и её горячий бутон женственного естества коснулся его обнаженной кожи, будто поцеловав..

И тут в двери послышался тревожный настойчивый стук. Он моментально уничтожил настроение теплого блаженства, в котором они пребывали.

– Боже, кто это может быть! – Маша выскочила из-под одеяла и, натянув махровый халат, пошла к двери. Коля тоже кинулся одеваться. Скорее всего – это Сергей Федорович, забыл какой-то документ, может быть…

В дверях стояла пунцовая соседка, которая возмущенно кривила губы.