Валя Шопорова - С тобой

Эван и Леонард с пониманием относились к тому, что Дориан выделял Юлия, именно с ним искал общения, пытался подсесть ближе и так далее – делал всё то, что привык делать с Леоном.

И в эти дни Дориан начал очень много писать, он изливал в тексты песен всё то, что было на душе, и то, что хотел сказать брату, но не мог. Тексты получались трагичными и надрывными или же совсем тихими, преисполненными теми чувствами, о которых не кричат.

Этот текст стал своеобразным гимном для Дориана. Он приходил к Леону и пел: негромко, без подготовки, только для него, потому что он никогда не осудит. И это спасало в те моменты, когда слова заканчивались или застревали в горле, потому что невыносимо больно говорить почти месяц и не слышать ответа.

– Оказалось, даже у меня могут закончиться темы для разговора, – с грустью произнёс Дориан. – Но я всё равно не буду молчать, потому что я верю, что ты меня слышишь.

Иногда Дориан начинал чувствовать, что теряет надежду, и что ничего не изменится – слишком много времени прошло. Состояние Леона было нестабильным. С нерегулярной периодичностью случался прогресс, и казалось, что вот-вот он придёт в себя. Но всякий раз все показатели возвращались к исходным: зрачок расплывался чёрной бездной, не реагируя на свет, а пульс и давление падали. Каждый раз, когда это происходило, доктора стояли на ушах, они опасались того, что третья степень комы Леона перейдёт в четвёртую, терминальную, и начнётся отмирание мозга, а если это случится, не поможет уже даже чудо.

В такие моменты Дориан сидел на полу около палаты близнеца и молился, сжимая в ладони его кольцо-амулет, которое забрал ещё в то время, когда старший лежал в муниципальной больнице.

Это заставляло всякий раз сходить с ума и переживать маленькую смерть. Дориан даже представить себе не мог, что с ним будет, если к нему выйдет врач и со скорбным видом сообщит: «Произошла смерть мозга». Ничего не будет, в этот момент он тоже умрёт, даже если тело продолжит жить.

Но ничего подобного не происходило. Состояние Леона не становилось хуже и не переходило критическую черту, из-за которой невозможно вернуться, даже улучшалось по крупицам, пусть они и были незначительны. Так, сегодня сердце у него билось всего на двадцать пунктов ниже нормы.

Дориан сидел около постели близнеца, разглядывая его из-под чуть опущенных ресниц. В последнее время, когда он был с Леоном, его не покидали ассоциации с известной детской сказкой – «Спящая красавица». Вот же он, спящий красавиц, спящий принц, если позволите, который почему-то не может проснуться, и его ожившее отражение, тенью сидящее около него.

Вот и готова сказка на иной лад. Но где же искать ту принцессу, поцелуй любви которой станет волшебным лекарством от темноты? В какое тридевятое царство скакать за ней, и существует ли она вообще? Пока единственная «принцесса», которую Леон любил, принесла лишь смуту и чуму.

Дориан опустил взгляд, остановившись им на губах близнеца. Внутри зародилось несмелое и абсурдное желание самому поцеловать его, ведь никто и никогда не сможет полюбить Леона так же сильно, как он. А именно в ней, в любви, во всех сказках и скрывалась сила волшебства.

Дориан медленно пересел на край кровати.

«Хуже всё равно не будет», – подумал он и, склонившись к лицу близнеца, прикоснулся губами к его губам, прикрывая глаза, замирая так на пару мгновений.

Но вдруг через всё тело словно пропустили небольшой разряд тока, руки слегка вздрогнули. Дориан выпрямился, не то в ужасе, не то в шоке смотря на брата. Теперь он знал, чем были подобные ощущения, на которые раньше бы он не обратил внимания, они являлись одним из предвестников припадка.

«Только не сейчас», – подумал Дориан.

Его охватила полнейшая растерянность, смешивающаяся с тревогой и паникой, которые рождали рвущиеся на свободу электрические разряды в мозгу. Дориан понимал, что оставаться рядом с Леоном опасно. Но мысль о том, чтобы уйти от него рождала ещё большую панику. Он ужасно боялся того, что если упадёт на глазах врачей, то его самого запрут в больничной палате и не позволят навещать близнеца.

Времени было мало, в любой момент могло произойти короткое замыкание. Выхватив из сумки флакончик с таблетками, Дориан трясущимися руками закинул одну в рот, с трудом, всухую проглотил. Отойдя в конец палаты, он сел на пол и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза, стараясь дышать глубоко и мерно и прося собственный мозг сдержать этот импульс.

Не помог ни поцелуй так себе принцессы, ни ухищрения матёрых, лучших в своём деле врачей, спящий принц продолжал оставаться пленником собственного царства. Шёл тридцать второй день комы Леона. Вторая половина октября, с деревьев уже облетели листья и гнили в лужах, постоянно лили дожди, и за окном почти всегда было сумеречно; в редкий день небеса светлели, и из-за облаков выглядывало умытое щедрыми дождями солнце. Дориан не замечал всех этих капризов погоды, не заметил, что наступил уже второй месяц осени, и столбик термометра медленно полз к нулевой отметке.

– Я уже не знаю, что тебе рассказывать, – с тоской произнёс Дориан и положил руки на край постели близнеца, а на них голову.

Он обернулся к экрану аппарата фиксации жизнедеятельности. Табло гласило, что сердце Леона билось со скоростью шестидесяти трёх ударов в минуту, это же нормальный пульс, и руки его были такими тёплыми, будто он всего лишь на полчасика прилёг вздремнуть, а не был не в силах проснуться уже больше месяца.

Вздохнув, Дориан снова опустил голову на руки и заговорил:

– Кажется, я исчерпал себя. Кто бы мог подумать, да? И я уверен, что ты будешь долго смеяться с того, что всё-таки наступил такой момент, когда у меня закончились силы для болтовни, нужно лишь дождаться этого… Но всё равно ведь я не могу молчать? Не должен?

Он помолчал пару секунд, внимательно смотря на старшего, а после продолжил, самостоятельно отвечая на свой вопрос:

– Не должен. А значит, я буду говорить, нужно только придумать тему и оттолкнуться от чего-нибудь… Знаешь, Лео, я только сегодня понял, что уже наступил октябрь. Погода, признаться, ни к чёрту. Постоянно идёт дождь и вот сейчас он снова начинается.