Владимир Ермолин - Прогулки с Чарой. Из жизни неправильного пуделя

Ворона следила за нами издалека. Когда мы с Чарой сравнялись с могучим кленом, на нижней ветке которого она сидела, окрестности огласило раскатистое «Каррррр». Моя пуделиха даже присела от неожиданности. Я же, продолжая путь, весело отозвался: «Кар-Каррр». Сделал несколько шагов и получил сильный удар по макушке. Когтями и крыльями. А сбоку с клювом на перевес уже заходила вторая ворона… Как я мог забыть, у них же сейчас слётка. С ними не шути – птенцов опекают. Когда мы, тяжело дыша, заскочили в подъезд, Чара нервно тявкнула мне в лицо. «Ты права, – сказал я, – видимо, мое „кар“ означало что-то обидное для ворон». Взгляд моей собаки выразительно говорил: «Никогда не пользуйся словами, значения которых ты не знаешь».

Дозик – совсем беспородный. Он прожил восемь месяцев в квартире наркомана Саши. Тот собачку не выводил на улицу, благо она ростом с кошку. Наверное, Дозик совсем бы зачах в ядовитой атмосфере, но тут Саша загремел на пару лет. Собачку взяла его тетя. Мы с ними иногда встречались. Сначала пожилая женщина злилась на Дозика, потом терпела, потом полюбила. А тут Саша собрался выходить и объявил, что заберет собачонку. Собака ему была не нужна, но он хорошо знал сестру своей матери. Запретил ей видеться с Дозиком, и потекла у бедолаги прежняя жизнь. На женщину было жалко смотреть. А тут встречаем радостную, с Дозиком на поводке. Все, говорит, уладилось. Обменяла свою двушку на однушку – а зачем мне две комнаты! – и выкупила Дозика. И ведь как удачно, однушка в этом же районе.

Мою Чару разлюбила собачья тусовка. Не вся, но… С некоторых пор у нас повелось гулять с мячиком. Чара сразу от подъезда бежит с ним в зубах и никого вокруг не видит. Признаться, мячик я придумал, чтобы отвлечь пса от изрядного обнюхивания весенней территории. Мало ли. А получилось так, будто моя пуделиха возгордилась и бегает мимо разных там Тоней, Шреков и Тубиков с неким социальным вызовом. Мне это объяснила владелица бобтейла Бумбанелы. «Владимир, – сказала уважаемая в наших кругах дама, – извините, но ваше университетское образование не стоило бы так выпячивать».

«А ваша собака какой национальности?» Дама, задавшая мне этот вопрос, была молода и элегантна. На руках она держала, как я первоначально подумал, йоркшира, правда, на редкость модно ухоженного. Волосы длинные, шелковистые, с золотистым отливом. Это я про собачку. Но и хозяйка тоже ничего блондинка. Она смотрела на меня с улыбкой, и я понял, что со мной шутят. «Национальности, – сострил я, – американской». Едва взглянув на Чару, дама сказала:

«А моя Марфуша русская. Так и порода называется – русская салонная. Мы с мужем считаем, что у русского человека должна и собака быть русская». Признаться, я онемел. Даже междометия в голову не приходили. «А уж держать нынче собаку американской национальности…», – дама посмотрела на меня строго и ничего не сказала. Но я и так понял. Не дурак. Дома, едва разув Чару, кинулся к компу. И точно, есть такая порода – русская салонная! Значит, не приснилось. А Чара уже возилась с рыжим Саввой, за пятый пункт которого я бы не поручился.

У одинокой и тяжело больной сорокалетней Инессы лечащий врач – такса Клава. «Вы не поверите, – говорит женщина, – Клавка спасает меня уже седьмой год». Семь лет назад Инессе диагностировали смертельный недуг и отвели год, от силы два. И пошла она в свои четыре стены дожидаться исхода. А потом у ней появилась Клава – рыжая, вертлявая такса. Кто-то подарил. И вот уж пятый год – сверх срока. Инесса свято верит в «целебную ауру» собаки, в силу ее «биополя», в «старания ее души» и пр. И в этой вере ее поддерживает весь двор. А что еще остается делать, если лекарства, самые необходимые, съедали бы всю пенсию вместе с субсидиями. В месяц через ее руки проходит только 7450 рублей. Я как-то попытался «прицепить» ее к благотворительной программе одного благотворительного фонда. Но в последний момент она отказалась. И очень решительно. «Я уверена, – сказала мне Инесса, – как только у меня появятся деньги, Клавкин дар пропадет». Что на это ответишь, когда из всех возможных средств спасения тебе доступно только одно – твоя собака.

Зашли нынче с Чарой в глухое место и в момент оказались в окружении пяти злобных бездомных псов. Чара, едва завидев стаю, сиганула ко мне на руки. И на том умыла лапы – мол, давай, Вова, дальше сам, не дамское это дело со всякими хулиганами воевать. Вид у нее сразу стал отсутствующий, даже скучающий, уставилась в облака. Собаки хоть и были явными бродягами, выглядели упитанными и уверенными в себе. Все как на подбор здоровенные. Видать, старый парк их кормит и бережет. В таких ситуациях бывать мне приходилось. Самая худшая – это когда меня с трехлетним сыном окружила стая бродячих псов. В безлюдном месте, в сопках Заполярья. Тогда Господь послал отделение морячков, срезавших угол на пути в баню. Нынче морячки не предвиделись. А кудлатые архаровцы, глухо порыкивая, сужали круг. И что-то волчье сияло в их глазах, в низко опущенных холках, замерших хвостах. Медленно отступая, я прижался спиной к дереву. Никаких других вариантов, кроме как отбиваться ногами, у меня не было. И чем бы все кончилось, не знаю, но вдруг в кармане оглушительно всей мощью первых аккордов «Эгмонта», бетховенской увертюры, грянул айфон. Псы отпрянули всего-то на шаг, но мне этого хватило, чтобы нагнуться и схватить палку. Стая не то, чтобы испугалась, она просто потеряла кураж. Переглянулись разбойнички и растворилась в кустарниках. Да и то сказать, не с голодухи же помирали. «Вот, – сказал я Чаре, переводя дыхание, – люби классику, дорогая». Чара посмотрела на меня как-то равнодушно. И чуть ли не зевнула. Драматизм момента прошел мимо нее. Еще не было случая, чтобы я ее не защитил. У моей подружки просто нет опыта алармизма.

Среди публики, гуляющей с собаками в нашем дворе, есть один дядя, с которым я всегда согласен. Это, назовем его Дмитрий Палыч, человек с серьезными психическими отклонениями, что он любит удостоверять справкой из психдиспансера. И когда он берет тебя за лацкан пиджака и, уперев в твою переносицу два бешеных буравчика, спрашивает, например, что ты думаешь о выносе Владимира Ильича Ленина из мавзолея, ты незамедлительно отвечаешь: «То же самое, что и вы, Дмитрий Палыч». Сообщай я этому, весьма физически крепкому мужчине, каждый раз свое истинное мнение по актуальным вопросам внутренней и внешней политики, то, боюсь, ходил бы с Чарой как Щорс – «голова обвязана, кровь на рукаве». Дмитрий Палыч очень быстр на расправу с оппонентами. Это знает весь двор. Поэтому с ним всегда и все согласны. Вот думаю, существенный недостаток интернета в том, что туда валит общаться народ без справки от психиатра.