Роза Шорникова - День рождения семьи

Тоня, стоя на коленях, сосредоточенно терла одну и ту же половицу, перебирая в уме, что можно было бы еще предпринять, чтобы отлучить этого несносного Пашку от сестры.

Она поднялась с колен, прополоскала в ведре тряпку и с силой отжала ее. «Надо воду сменить», – подумала Тоня, взяла ведро и вышла на улицу.

– О, Господи, что же это делается-то? – воскликнула Тоня, увидев с крыльца подходящих к калитке Тасю с Пашкой. – Совсем сдурел парень! Средь бела дня, в обнимку! Ни стыда, ни совести нету!

– Тонечка, это – мы! – завидев сестру, громко крикнула Таська.

– Радость-то какая, только этого дурня мне здесь и не хватало, – проворчала Тоня и, прихрамывая, спустилась со ступенек.

Она вылила воду под огромную яблоню, поставила ведро на землю и стала вытирать руки о передник. Таська и Пашка расположились на лавочке около крыльца. Они сидели, прижавшись друг к другу. Пашка одной рукой обнимал девушку, а другой – нежно перебирал ее, уже успевшие загрубеть от тяжелой работы, пальцы.

Тоня со вздохом отвернулась, взяла грабли, которые были прислонены к дереву, и начала собирать сухие листья.

– Тонечка, оставь ты это. Иди к нам!

– Вам и без меня хорошо, – Тоня яростно скребла пожелтевшую траву, внутренне почувствовав, что произошло что-то непоправимое.

– Нет, Тонечка, – Таська подбежала к ней, – мне без тебя очень плохо!

Она отставила грабли в сторону и обняла сестру.

– Как же мне без тебя-то? – Таська крепко прижала ее к себе, проведя рукой по уродливой спине.

– А как же он? – кивнула Тоня на Пашку.

– И без него не могу, – Таська посмотрела на парня, потом снова повернулась к сестре, – расписались мы. Муж он мне.

– Как муж? – Тоня отступила на шаг и посмотрела ей в глаза. – Когда? Зачем ты?

– Люблю я его. Он – хороший. Поверь мне, Тонечка!

– Мне-то что? Тебе жить, – вдруг как-то смиренно произнесла Тоня и, повысив голос, уверенно добавила, – только знай, Таська, в обиду я тебя не дам!

– Милая ты моя, дорогая моя сестричка! То я тебя защищала, а теперь – ты меня. Только от Пашки не надо защищать. Он – свой. Понимаешь? Наш. Я такая счастливая!

Они подошли к скамейке. Пашка сидел, закинув ногу на ногу, лихо потягивая папироску.

– Ну что, наговорились? – сказал он, вставая навстречу девушкам.

– Смотри, Пашка! Не балуй! – Тоня сурово посмотрела на него снизу вверх.

– У тебя побалуешь, – Павел обнял прижавшуюся к нему Таську.

– А я тебе не пугало. Ты вон за Таськой смотри. Ладно, пошли в дом. Ноги вытирай! Да окурки где попало не раскидывай!

– Не буду, Тонечка!

– Какая я тебе Тонечка? Нашелся шустрый какой.

– Ладно, Тонечка, не сердись. Привыкнет. Все будет хорошо. Пойдем, Пашенька, – ласково проговорила Таська.

– Посмотрим, посмотрим, – не унималась Антонина, расставляя по местам стулья и расстилая на чистый пол домотканые половики. – Сейчас на стол соберу. Проголодались, поди.

Тарелки и рюмки поставили прямо на выскобленный добела стол. Посередине дышала горячим ароматом огромная чугунная сковорода с жареной картошкой и грибами. Рядом в алюминиевых мисках лежали овощи с огорода и прошлогодние соленья.

Тоня достала из шкафчика бутыль домашней «сливовки» и наполнила граненные маленькие рюмки. Все молчали.

– Тонь, ты б поздравила нас что ли? – протянул Пашка, крутя в руке рюмку с вином.

– Правда, Тонечка, скажи что-нибуь, – в тон ему проговорила Таська.

Тоня взяла свою рюмку и встала. Потом, смутившись за свой маленький рост, снова села на стул. Посмотрела на сестру, перевела взгляд на Павла. «А, вроде бы, и ничего, симпатичный. Может, и сладится все. Дай-то, Бог!»

– Да, ладно, чего уж тут говорить. Живите, коль надумали. От родителей наших благословляю вас!

– Спасибо! – в один голос отозвались молодые.

Все выпили.

– Ешьте, пока горячее, – Тоня принялась раскладывать по тарелкам картошку. – Знала бы, пирогов напекла. Эх, не такую свадьбу хотела Таське устроить!

– Вкусно как! – проговорила Таська, поддевая на вилку и отправляя в рот маленький опенок. – А пирогов завтра напечем, Тихон Матвеевич придет, девчонок позовем.

– И Ваську с Гришкой надо позвать. Дружки, как-никак.

– Про дружков забудь! – Тоня вновь приняла строгий вид. – Какие теперь дружки? У тебя жена есть!

– Тонечка, ну что ты? Пусть придут. Веселее будет!

– А, как хотите. Дело ваше! Давай еще выпьем!

– Вот это по-нашему! – оживился Пашка.

Они выпили. Тоня поставила на стол рюмку и посмотрела на сестру. Русые волосы, выжженные жарким летним солнцем, мягкими волнами вились вокруг разрумянившегося лица. Глаза излучали бесконечную любовь и счастье!

Тоня встала, подошла к комоду и вытащила из ящика маленькую резную шкатулочку. Открыла ее и достала колечко. Такое тоненькое, как ниточка, что казалось, вот-вот порвется. Затем подошла к Пашке.

– На, надень жене. Так положено. Серебряное оно. В городе купила.

Пашка неуклюжими пальцами взял кольцо, зачем-то повернул его другой стороной и надел на безымянный палец правой руки Таськи.

– Ну вот, теперь – так! – Тоня вернулась на свое место, взяла рюмку и залпом выпила. – Ох, и горькая, зараза! – сказала она, поставив рюмку на стол. Потом подняла глаза на молодых, – горько мне. Горько!

Пашка нежно поцеловал Таську. Напряжение немного спало. Молодость и вино сделали свое дело. Пашка рассказывал про свой детдом. Вспоминали смешные случаи из деревенской жизни. Вечер пролетел нзаметно.

– Ну все, спать пора, – сказала Тоня, собирая со стола. – Завтра дел много.

Таська с Пашкой смущенно переглянулись.

– Вы здесь располагайтесь, а я в сени пойду. Потом решим, как размещаться будем. Мне, Пашка, привыкнуть к тебе еще надо. Спокойной ночи! – и она вышла из дома.

Таисия Петровна открыла глаза. За окном было еще совсем темно. Прямо напротив окна среди ярких звезд висел молодой месяц. Желтый, сочный такой. Почему-то вспомнилась заставка к детской телевизионной передаче. Там на таком же рожке месяца раскачивался маленький полосатый тигренок. Он сидел на нем, скрестив ножки и свесив вниз длинный-длинный хвост. Смешной такой, словно хотел зацепиться своим хвостом за что-нибудь, чтобы не упасть. Таисия Петровна улыбнулась, вспомнив, как перед сном внучки всегда бежали к ней: «Баба Тася! Баба Тася, сказка начинается!» Они сажали ее между собой. И она смотрела, хотя дел было – непочатый край.

Таисия Петровна снова закрыла глаза. «Внученьки мои, Лялечка, Лилечка. Двойняшки, а совсем не похожи. Ни внешне, ни характером. Особенно, по молодости. И не скажешь, что сестры родные. Лиля – та гордая, заносчивая всегда была. А Лялечка – сама простота. И не было меж ними тепла сестринского. Месяцами могли не видеться. Не то, что у них с Тонечкой, царство ей небесное! – Таисия Петровна тяжело вздохнула и перевернулась на другой бок. – Слава Богу, что сейчас меж внучками все наладилось! И то хорошо!»