Антон Ерхов - Європа

– Вот-вот, – подтвердил Саша. – А мы этим дышим.

Ряды и впрямь казались бесконечными: отыграл ремикс на «крафтверк», «хуллахуп гёрл», какой-то лаундж, а Ждан только и успел, что пройти до конца одного ряда и свернуть на другой. Первая мэшин авеню, вторая, с совсем уж путанной нумерацией – 821, 80250, 80160, 833, 10160…

Игорь впервые уловил то самое – «магазинное» – настроение: будто на вокзале, когда приехал заранее – поезд на табло ещё не высветился, – или, наоборот, только с поезда, предрассветным утром, и ждёшь, когда начнут ходить трамваи или откроется метро, таксистам с их расценками – большой привет; всё вокруг знакомо и понятно – даже если ты здесь впервые: там камеры хранения, тут киоски с газетами и водой, кафе, зал ожидания; и какая-то жизнь, суета, тоже в общем-то знакомая и понятная; все вместе, все по парам-семьям-компаниям – и каждый сам по себе.

Новые туфли немного жали.

– Кстати, – крикнул Олейников с вертикалок, – следи, чтобы «вёдра» были чистыми. А то, – теперь гораздо тише, – любят их проверить. И не только Халин. Ужва регулярно подходит к ним, проводит рукой и, если пыльно, то пиздец.

В зале появились покупатели. Прошли, как призраки, сквозь двери, и дальше по залу – тихо-тихо, с пятки на носок, а то и вовсе словно не касаясь пола – мимо стендов, стеллажей и колонн. Прокрались, но без злого умысла – наоборот, будто боялись помешать.

– Народ попёр, – сказал Игорь.

– Ага, – отозвался Саша, – закругляемся.

Он провел тряпкой ещё по одной крышке – скорее для виду, как мойщик-беспризорник по лобовому стеклу на светофоре – и двинул к терминалу. Игорь – следом.

– Как-то незаметно они.

– Такие дни – долго раскачиваются, если вообще раскачиваются. Вот в субботу сразу заметишь, что магазин открыли.

– А что суббота?

– Самый торговый день. Не хочешь – и то чего-нибудь продашь. В половину уже стоят под дверью. Так что, – Олейников подмигнул Ждану, – если решишься на обрезание, примешь иудаизм и не сможешь выходить по субботам – все будут только за.

В «Європе» Олейников работал с первого дня, а до этого успел поторговать в ЦУМе и на «Стоке» – в общем, был здешним старожилом.

К нему почему-то приклеился ярлык «сачка» – крепко-накрепко, уже и не оторвёшь. «На „Стоке“, помню, постоянно, – любил рассказывать Левич, завотделом а-вэ, – хоп-хоп, где Олейников? А он – то на складе чаи гоняет, то за ящиками прячется»… Вообще, заставшие ЦУМ или «Сток» были для Левича почти что «друзьями детства» (сам он, как и Саша, успел и там и там) – когда кто-нибудь интересовался: «Как считаешь, выйдет из этого старший продавец?» или «Потянет заказ техники?», завотделом не задумываясь отвечал: «Конечно! Я его ещё по ЦУМу помню!» – не просто «думаю, да», а жирный плюс. Но плюс на минус даёт минус, и Саша был для Левича (а с его подачи и для остальных) в первую очередь сачком.

«С чего это говорят, что Олейников любитель поотлынивать?» – спросит Ждан у Чижова.

«Он, – улыбнётся Костя, – тот ещё лис. Пока не было личных продаж – все получали процент от общего выторга отдела – Олейников вечно где-то пропадал, хрен отыщешь; зато как только запустили новую базу и каждый стал бомбить на себя – он тут как тут, забéгал, заработал. Но, надо отдать должное, его теперь не приходится пинать, чтобы выставлял технику, следил за ней, протирал».

Особенно Игорю нравились испанские названия – lavadora, cocina, aspiradora… Будто женские имена («Ну что вы, сеньора Лавадора, не о чем беспокоиться!») или города («Я вырос в Аспирадоре, на берегу океана, и только в семнадцать переехал в Косúну»).

– В зале, – сказал Саша, – есть несколько «мёртвых зон», их не видно по камерам, да и вообще они не особо просматриваются… Вот здесь, например, – он кивнул в сторону пылесосов, – за колонной, рядом с коробками мелкой. Захочешь потрещать по телефону – отличное местечко.

Тётка подошла к либхеру-нержавейке – почти вплотную – уставилась на ценник и сжала кулаки. На худых руках проступили вены – тонкие синие нитки.

«Сейчас стукнет», – подумал Ждан – даже представил, как тётка лупит по дверце (останутся вмятины или нет?) – и, решив не дожидаться (мало ли), шагнул к ней и поздоровался.

Тётка промолчала. Не услышала, или сделала вид, что не услышала.

– Немец, – сказал Игорь. – Самые надёжные холодильники.

– Знаю, – ответила она, всё так же глядя на ценник, – мы у вас такой брали, год назад.

С прошлого лета цены на либхеры менялись не раз и не два – повышались, понижались – но порядок остался прежним. Если цена на нержевейку и отличалась от прошлогодней, то совсем чуть-чуть, вряд ли кто будет нервничать и считать, что купил втридорога.

– На нём царапины, – тётка наконец-то повернулась и посмотрела на Ждана, – на морозилке.

– Где? – не понял он.

– На морозилке, – повторила тётка, – у нас дома.

– И? – снова не понял Игорь.

– Подсунули хрень, – вены проступили теперь и на шее, – и рады.

– Подождите, – Ждан выставил ладони, – вы осматривали холодильник, когда его привезли. И расписались в гарантийном талоне, что он пришёл без внешних дефектов. Правильно?

– Он был пыльный и мы не заметили. А потом я решила его помыть и…

– Год спустя?

– Конечно, нет! – возмутилась тётка. – Я каждую неделю всё дома драю. Кухня блестит так, что вам и не снилось! Сверкает!

Клиника, подумал Игорь. Он мысленно досчитал до пяти и как можно спокойней спросил: «И что вы предлагаете?»

– Привезите нам новый! А этот, с царапинами, можете обратно себе забрать!

Ближе к десяти Чижов закончил «утренние процедуры» (он был ответственным за тепло-холод: водогрейки, масло, конвекторы, кондёры) и подошёл к стиралкам.

– Ну что? – спросил он Игоря. – Готов? Продолжаем?

Почти как стоматолог дядя Женя, который выглядывал из кабинета, замечал Игоря и здоровался скороговоркой: «Здоров, готов? Ото пошли?»

– Я пить чай, – тут же сказал Олейников. Будто только и ждал, когда найдется кто-нибудь, кому можно сплавить Ждана.

Саша всегда говорил, что идёт чаёвничать, хотя пил кофе – растворимый, из пакетиков – покупал их каждое утро в киоске через дорогу. Костя же, наоборот, шёл «пить кофе», но заваривал чай – обычно чёрный, реже зелёный, а иногда и «компоты»: малиновый, черничный, ройбуш.

– Давай повторим вчерашнее, – предложил Чижов, – и двинем дальше.

Олейников кивнул непрозвучавшему ответу Кости, прошёл к «колбе» с мобильниками, возле которой крутился Сотник с новой «раскладушкой» в руках, – позвал какую-то девчонку и вместе с ней («Я наверх», – крикнула она старшему) направился к кассам.

– Расскажи-ка мне, Игорян, про эту стиралку, – попросил Чижов.