Калина Красная - Lucid dreams

Однажды летним днем старуха Гаранина дремала на скамейке в парке. Никто никогда не посмел бы нарушить ее хилый старческий сон. Но вот одна девушка-милиционер, будучи не при исполнении, разыгралась и своим окриком случайно разбудила старуху. Этой девушкой была Верка Тихомирова.

– Всех вас, huepletki, пересажаю, кровью, bluadugi, зассыте!!! – орала спросонья старуха, брызгала слюной, – тряслось вся ее худая, прибитая к земле фигурка, а палка, казалось, вот-вот расколется в щепки от безумного стука.

Вера от неожиданности остолбенела на секунду, потом повернулась, как по команде «кругом» и побежала куда-то. Она совсем потеряла голову от страха. Бросилась зачем-то в отделение, схватила табельное оружие, гранату и… со всех ног рванула прочь.

Она долго бегала по густому, огромному этому парку, то пряталась под коряги, то под сваленные деревья, то пыталась залезть на кроны. Мысли запутались, как сухая осока, под ногами. Она бежала, спотыкалась о корни деревьев, выходящие наружу, перекрученные так, что казалось, это старухины руки с набухшими венами хватают ее. Потом стали доходить крики – ее начали искать. От этого она еще больше перепугалась.

Сначала на ее поиски вышли девушки-соратницы и девушки-из-хозблока: горничные, прачки, посудомойки. Они ходили по парку, тревожно заглядывали вниз под коряги, сваленные деревья, смотрели вверх на кроны. Все они очень боялись, но долго, прилежно и терпеливо ходили по парку, по темным аллеям его, а также, по траве высокой, что резала ноги и кричали: «Вера! Вееееера! Веераааааа!!!» Вера пропала.

Стало вечереть. Командир спецподразделения сначала не хотел давать огласки этому происшествию, но солнце заходило, а вооруженную девушку так и не нашли. Да и старуха, которую сам командир тоже побаивался (хотя он, бывший фронтовик, как известно, ничего не боялся) опять дурила, требовала, чтоб скорее написали письмо в ЦК, что она, наконец, раскрыла заговор, здесь кругом враги и на нее, мать героя, готовится покушение.

Пришлось звонить в вышестоящую инстанцию и оттуда дали приказ районной милиции. Для выполнения особо важного задания приехало целое отделение милиционеров. Все РОВД в полном составе. На двух машинах. С собакой. И еще трое в штатском. Они оцепили все выходы, ходили четко и организованно, строго по инструкции, в линию, на расстоянии не более 3х метров друг от друга и прочесывали парк. Один из них кричал в громкоговоритель: «Гражданка Тихомирова немедленно выходите из укрытия и сдайте оружие иначе к вам будут приняты меры ликвидации, гражданка Тихомирова, немедлен…»

Вере казалось, что земля горит под ногами. Она бегала по парку, срывая погоны, скрываясь от погони, подбегала к неприступному забору с колючей проволокой и понимала, что его не преодолеть; с обезумевшим лицом бежала к пруду и, забежав по пояс в зеленую, зацвевшую эту воду, выбегала из воды; искала укрытия под крыльцом старой беседки, но и оно казалось ненадежным. Старый парк не спасал ее.

Она бегала взад и вперед, слева направо и справа налево, вдоль и поперек, и по диагонали – крики преследователей усиливали ее страх. Наконец, она забежала в самый глухой, самый темный уголок парка и перевела дух. Только Вера вздохнула свободно, как опять услышала приближающийся топот.

Девушка дернула чеку от гранаты и взорвала самоё себя.

Черная «Волга» затормозила рядом, опустилось стекло переднего сидения, показалась пухлая белая рука, обрамленная ослепительной манжетой с янтарной запонкой в виде серпа и молота, и стряхнула пепел сигареты. Вылетела струйка дыма. Окно закрылось. Пахнуло дорогим табаком, и дымок продолжал висеть в воздухе, колыхаясь у автобусной остановки, даже когда машина тронулась.

Через несколько минут подошел тридцать восьмой.

Когда я вышла из этого автобуса, начался дождь и поднялся ветер. Я шла домой, выставляя вперед свой, недавно купленный в райпо, японский зонтик, стальную ручку которого держала двумя руками, и на левой болталась сумка с продуктами, которая при быстрой ходьбе раскачивалась, норовя побольнее засандалить в живот острым углом молочного пакета. Я повернула на свою улицу. Рядом с домом стоял МАЗ.

– Привет! – закричал из-под машины Колян, – опять коробка, сука барахлит, а трояк я тебе с получки верну, не волнуйся.

– Да, ладно – отмахнулась я. Когда подошла к калитке, внезапно выглянуло солнце. Розовые георгины с каплями на лепестках; скамейка, надраенная ливнем до блеска; подновленный дождем почтовый ящик с облупившийся краской, вызвали во мне приливы радости, а достав оттуда «Литературку», мне показалось, что я совершенно счастлива. Чего еще желать? Есть крыша над головой – свой дом и даже сад; хлеб – зарплата в библиотеке небольшая, но стабильная; есть друзья, а в маленьком городе не так легко найти близких по духу людей и, что вообще редкость, хорошие соседи. Есть даже транспорт, старый отцовский «Запорожец», который, как ни странно, все еще на ходу. Движок, как сказал Колян, очень даже ничего.

И городок наш – Киселянск, я люблю. Он правда, очень красивый, стоит на берегах Киселянки, правого притока Волги. Свою историю город начинает в 18-м веке, когда Петр Первый хотел устроить здесь военную базу для потешного полка. Несовершенство тогдашней логистики не позволило это осуществить, так как обозы с провизией доставлять было хлопотно. Проект этот, как сказали б сейчас, был заморожен, однако движуха кой-какая по берегам реки началась, и сегодня Киселянск – райцентр с населением 10 тысяч. Конечно, у нас не кисельные берега, но нрав у киселянцев терпеливый и мирный, на жизнь, как бы тяжела она ни была, не жалуются, думаю, из-за страха, что остался в крови со времен основания города.

Размышляя об этом, я вставила ключ в замочную скважину. В прихожей разрывался телефон, кажется, звонил он долго, так как съехал на край полки. Я аккуратно поправила его и взяла трубку.

– Але – зазвучал женский голос, – это приемная первого секретаря райкома партии. Сейчас к вам приедет наш сотрудник, ожидайте – и, не заботясь о моём ответе, на том конце повесили трубку.

По стеклам снова застучал дождь. «Что надо этой партийной сволочи? Наверное, будут агитировать по выборам, ведь я им статистику порчу. Ладно, – посмеялась я про себя, – сейчас поговорим».

Убрав на всякий случай подальше три номера «Континента», что стояли на книжной полке, я поставила чайник и включила телевизор. Начиналась трансляция балета «Лебединое озеро». Гобой выводил печальную мелодию, по сцене плыли нежные девушки-лебеди, музыка становилась драматичнее и как только грозно запели тромбоны, в дверь постучали.