Анатолий Головков - Jam session. Хроники заезжего музыканта

Игорь Иванович Кошкин тоже не спит в своей однокомнатной квартире в блочной башне, на двенадцатом этаже, что торчит серым зубом на Четвертой улице Шестой Пятилетки.

Он лежит в наполненной ванне, высовывает пальцы ног и рассматривает их на предмет морального износа.

В управлении все складывалось вопреки планам Кошкина. В личном деле записано, что он владеет музыкальным инструментом аккордеон, согласно анкете.

Ну, подбирал Игорь Иванович один вальсок, да и то путался с басами. Всё равно назначили опекуном по культуре. Доводы насчет того, что он ни черта в культуре не смыслит, в театрах не бывает, даже в цирк не ходит, – начальство не убедили.

Целый год ушел на вербовку агентов. Но попадались одни ублюдки, способные лишь бегать за переводами. Если не пяток-другой ветеранов, служивших за страх, не о чем докладывать начальству. Поэтому за дело Водкина и Егорова Кошкин ухватился с усердием добермана.

Об этом размышляет опекун, сидя в ванне и глядя на собственные ступни.

Ему неприятно, когда подушечки пальцев в горячей воде становятся похожи на грибы-сморчки, которые он собирал с матерью в лесу.

Кошкину не понять, что причина брезгливости к сморчкам таится в подсознании, где отпечатан его внутриутробный образ, когда недоразвитый плод по имени Игорь, натурально, напоминал гибрид противопехотной мины с колючей проволокой.

И что всё это происки рогатых и поганых, которые, считай, уберегли его от роддомовской помойки.

Однако же рогатые и поганые ничего не делают безвозмездно, и любому ясно, что неудобства Кошкина есть некое об этом напоминание.

Вот ногти. Не любит он стричь ногти на ногах ровно так же, как его покровители никогда не стригут когти и копыта. Куча неудобств! Приходится ставить ногу на край ванны, надевать очки, при этом роняются то очки, то щипцы.

Гадость, гадость, гадость! Видел бы батя!

Но Иван Сергеевич Кошкин, профессиональный Дед Мороз, никак не может помочь сыну. Поскольку в реальном времени, рискуя репутацией, топает по ночной Москве, держа путь от метро «Площадь революции» к гостинице «Метрополь», – выяснять отношения со старой подругой Снегурочкой, гражданкой враждебного государства ФРГ.

На фронте Иван Сергеевич также служил Дедом Морозом.

Точнее, артиллеристом.

Но всякое 31 декабря военные опекуны заставляли его надевать шубу и шапку (тулуп и полковничью папаху командира), набивали мешок трофеями: часами, ножами, коньяком и тушенкою. Снегурочкой наряжали медсестру по фамилии – надо же, снова совпадение, и какое! – Снегурочка.

Оба, постепенно напиваясь, переходили от землянки к землянке.

Понятно, что водка лилась через край, и бился, по словам поэта, в тесной печурке огонь.

Встречая 1944 новый год, надрались так, что красноармейский Дед Мороз потерял полевую жену Снегурочку, поссорились, и она, заблудившись, оказалась у немцев.

Офицеры 110-й пехотной бригады (группа армий «Южная Украина») как раз допивали шнапс и уже собирались прикорнуть перед боем, когда к ним в блиндаж ввалилась пьяная Снегурочка, размахивая «Московской особой», с рязанским криком «Танцевать, мужики!»

Потрясенные офицеры вермахта схватились за пистолеты, но поскольку Снегурочка не имела оружия, кроме водки, ее позвали к столу.

Тут она впервые увидела гауптмана Клауса по кличке Санта. Весельчак гауптман был в гриме и наряде Санта-Клауса.

Проведя ночь в беспамятстве веселья, сержант Снегурочка утром обнаружила себя на лежанке рядом с Санта-Клаусом и без одежды.

В результате они поженились.

Так что второй раз Снегурочка, приехавшая из Баварии, и Дед Мороз Кошкин, отсидевший за потерю Снегурочки – между прочим, в одном лагере с хородирижером Амадеем Сухоруковым, хотя на страницах этой правдивой истории они так и не встретятся, – увиделись в мирной Москве.

Войдя в номер, Иван Сергеевич едва узнает бывшую фронтовую по-другу, столько на ней нездешней сытости и благолепия.

Здесь и муж ее, Клаус по кличке Санта, с бутылками и закусью из «Березки».

После напряженного разговора интуристы и Кошкин напиваются, ударившись в военные воспоминания.

Особенно усердствует Снегурочка, вдаваясь в детали, которые лучше бы не слышать Клаусу, но он на всякий случай выкрикивает: «Гитлер капут!».

Они также орут русские и германские песни, угощают юных опекунов по ту сторону двери, обмениваются непристойностями.

Наконец, когда Санта-Клаус, не выдержав русской дозы, засыпает, Дед Мороз, согласно давнишней мечте, овладевает Снегурочкой в ванной…

Однако же в данную минуту жизни его сын, Игорь Иванович, об этом даже не подозревает.

Ему тоже хочется женщину, но у Кошкина нет женщины.

Иногда он мастурбирует, глядя на глянцевых красавиц из заграничных журналов, которые хранит под диваном.

Порнушку одолжил Игорю Ивановичу начальник отдела по борьбе за нравственность народа Маркин.

Уж его-то, Маркина, Кошкин мог на полном основании заподозрить в сношениях с нечистым. Чеснок ненавидит, даже с борщом, это раз. В баню не ходит, это два. Слишком часто навещает с проверками станции переливания крови и пьет свежачок, когда никто не видит, урча и сдержанно повизгивая, это три. Кудряв, сутул, под кудрями, если поискать, можно обнаружить уплотнения, очень похожие на рожки. Порнушку Маркин одолжил, напугав Кошкина присловьем: сдают только свои.

Не сволочь ли?

Красавицы на обложках гладкие, потому что наполовину силиконовые, как куклы, смотрят зазывно. Но мечта переспать с какой-нибудь такой кажется Кошкину столь несуразной, что он лишний раз под диван не лезет.

Ему нравится секретарь Маркина Галя, брюнетка с цыганской косой. У нее груди вполне натуральные, колышутся, как меха с вином, и усики под носом, – признак немалой страсти. Такой только шепни, такая бы не отказалась. Но попробуй, свяжись, сразу же и сдаст.

Накинув халат, Кошкин перебирается в комнату, берет с полки книгу, это Кафка из отдела цензуры. Издано в Швейцарии.

Он открывает случайную страницу и читает: «Ибо все мы как срубленные деревья зимой…»

Глупости какие-то? Правильно, что запретили.

Кошкин поглядывает на дверцу серванта, за которой стоит початая бутылка коньяка, из которой следовало бы прямо теперь отпить глоток для упорядочения мыслей и заесть холодной котлетой, его бы это успокоило. Но завтра рано на службу.

Он раскладывает тахту, натягивает на себя одеяло, думая о непокорном трубаче.

Когда опекун Кошкин забывается в непрочном сне, ему снится командарм Будённый.

Красные только что взяли Перекоп, и Будённый оттягивает Кошкина перед строем. За то, что за лошадьми не следил. Половина эскадрона со старыми подковами. А это задерживает наступление.