Надежда Васильева - Когда ангелы поют. Повесть

– Да ты что, дядя Федор?! Как я это сделаю? За руку, что ль, тебя в дом приведу?! Вот, мол, дядя Федя, он хочет быть твоим любовником!..

– Ладно Ваньку ломать! Голову на плечах имеешь! Разъедини какие-нибудь проводки в машине. А я починю! А за доброе дело пусть в гости пригласит!..

Машину водила мать классно. Отец «поднатаскал». Раньше шурупа от винтика не отличала, что «цисцерна», что «канистра» – один ей чёрт! Но упрямо так теорию вождения зубрила. Книгу с экзаменационными билетами ПДД на пять раз разобрала, у компьютера с тестами до утра сидела. Если бы он, Генка, столько над учебниками корпел, давно бы уж профессором был! Откуда у неё столько терпения? Домой с практики приходила вся в мыле. Но в моторных делах, как всякая женщина, по-прежнему разбиралась плохо. Так что идея дяди Фёдора была не так уж и плоха. Но Сенька мог подпортить всё дело. В технике волок, будь здоров! Так что первым делом мать на него будет уповать. Так дядьке Фёдору и сказал. Но всё-таки пообещал план будущего знакомства обдумать.

Выпивал не только с дядей Фёдором. Иногда на выпивку подбивали и другие соседи по дому. Дни рождения по выходным отмечались то в одной семье, то в другой. И всем веселья хотелось. А у него аккордеон. На слух любую песню подбирал, какую закажут. Денег за игру не брал. Мать это с детства внушила. Зато от стопки не отказывался. Иногда и с собой давали. Брал. А чего? Играл виртуозно. Даже мать это не раз подмечала. Слышать от неё такое было особенно приятно. Но как только разговор подходил к его, Генкиным, недостаткам, он тут же окружал себя непробиваемой бронёй и ловко отбивал каждое критичное слово, каждое замечание, каждый аргумент, брошенный в его адрес. Иногда мать в отчаянии шептала:

– Геночка! Сынок! Послушай меня! Ведь никто тебе, кроме меня, правды-то не скажет! Мы являемся на этот свет, чтобы совершенствовать свой внутренний мир! Чтобы понять истины Божие!

– Вот и совершенствуй себя! А от меня отцепись! Я – сам по себе, понимаешь?! И иди ты со своим Богом знаешь куда?!

Мать замолкала. И какое-то время к нему не приставала. Но от этого Генке легче не становилось. Её молчание раздражало ещё больше. Святошу из себя корчит! Ни водки, ни пива не пьет, не курит, не гуляет, каждый четверг квартиру большим мытьём моет. Всё у нее в порядочке. Никому грубого слова не скажет. Уж он, Генка, сколько ни старается её из себя вывести, – словно не слышит! Праведная нашлась! И от праведности этой её ему, Генке, тошно! По-волчьи выть хочется! Человек она живой или мумия египетская?! У всех матери, как матери, а эта!… Иногда так кулаки и чешутся! Но в последний момент что-то останавливает. И тогда хочется крушить все вокруг! И только она одна в этом виновата! Каждое слово, как цитата из Библии или из морального кодекса строителей коммунизма. Всё он, Генка, что-то кому-то «должен» да «обязан»! Плевать он на всех хотел! Не работает и не будет! На черта ему надо на этих новых русских, за копейки, с утра до ночи, спину гнуть?! У них дачи на Канарах, счета в швейцарских банках, собственные яхты и вертолеты! И все законы под них писаны! Уж лучше заживо в дерьме сгнить!!!

Сейчас бы мать поднялась! «Гена! Что ты несёшь?! Наши мысли материальны! Какую программу себе выстроишь, так и жизнь сложится!». Начиталась всякой ерунды! Говорит, что пространство вокруг каждого человека заполнено человеческими мыслями. Чушь какая-то! Мол, чистые и светлые помыслы создают вокруг человека защитный панцирь, который не позволяет, как она выразилась, «низменным чувствам» проникать внутрь. Что, дескать, в состоянии депрессии человек оказывается в плотном коконе тяжёлых и тёмных мыслей. Широко развёл руки в стороны, поднял высоко над головой. Ну и где этот плотный кокон?!! Создала себе какой-то свой мирок, внушила себе всякую ерунду и мается!

Хлопнул дверкой холодильника, достал кусок колбасы, кинул в рот. От мыслей этих чокнуться можно. Даже в желудке что-то подсасывать стало.

А ещё говорила, мол, даже тюремная камера может быть настолько пропитана мыслями о самоубийстве, что все попадающие в неё узники будут думать только об одном: каким образом лишить себя жизни. Это где-то слышал, то ли по телику, то ли по радио. В этом, похоже, что-то есть. Мысли, конечно, какой-то силой обладают. Сам замечал. Смотришь, идёт бабка по скользкой дороге, осторожно так выверяет каждый дрожащий шаг. «Сейчас упадёт, бестолковая!» – мелькнёт в голове невзначай. Не успеешь подумать – глядишь: завалилась. Вот что это? Или вот страх взять… Как только появится в душе, тут же и притянет что-нибудь мерзкое к твоему берегу. Так что, может, и права она насчёт мыслей-то… Только зачем словечками заумными козырять: «низменные чувства», «кокон»?..

Мельком взглянул на девицу, что на буйволе, нагая… И вдруг показалось, что она усмехнулась! И у буйвола глаза красным светом зажглись. Аж мурашки по коже!

Вскочил, сорвал картину со стены, перевернул и поставил в угол. Завтра же на помойку выкину!

Если кто-нибудь бы прежде сказал Александру о том, что он по своей доброй воле поедет в монастырь, он бы долго смеялся. Будучи в душе атеистом и историком по образованию, никогда не верил ни в какие чудеса. Но рассказ соседки с пятого этажа озадачил не на шутку. Её сын с детства не ходил, врождённый паралич. Столько лет в инвалидной коляске, и вдруг собственными глазами увидел мальчика, спускающегося с лестницы на своих ногах. Соседка клялась и божилась, что исцеление наступило после посещения мощей святого старца. И в душу это запало. Ведь если бы не видел мальчика в коляске собственными глазами!.. Вот уже пять лет была прикована к инвалидной коляске его дочь, Танюшка. Случилось после гриппа. Отказали ноги. Куда только не обращались они с женой! В какие институты, каким профессорам не кланялись! Все без толку. Человек, не знающий, что такое ходить, не задумывается над своей проблемой. Он принимает себя таким, какой он есть, каким рождён на этот свет. И радуется жизни. У него нет претензий к Богу. А когда уже вкушён соблазн движения и вдруг лишаешься такой возможности – безропотно принять болезнь тяжело. Дочь, Танюшка, не может смириться с этим до сих пор. Из-за переживаний ушла на тот свет раньше времени жена. Слышать глухие рыдания собственного ребёнка по ночам было невыносимо. Теперь страдать приходилось одному. Вот и решился поехать в монастырь. А вдруг…

В автобусе были только женщины. Найдя свободное место, быстро сел, открыл книгу. Общаться ни с кем не хотелось. Но тут услышал грудной мелодичный голос:

– Это место свободно?

Неохотно оторвал взгляд от книги. Перед ним стояла миловидная женщина, статная, большеглазая. Он обвёл взглядом салон автобуса. Свободных мест, действительно, больше не было. Тогда быстро кивнул женщине и стал искоса наблюдать за ней. От соседки исходил какой-то сладковатый восточный аромат. Русые волосы были заплетены в косу. Внешне ей нельзя было дать более тридцати пяти, однако спокойный и мудрый взгляд приветливых серых глаз подсказывал, что жизненный опыт у нее большой. Неужели и у этой внешне такой обаятельной женщины есть в жизни какие-то проблемы?