Николоз Дроздов - Две повести о любви и отчаянии

Экран погас, в зале зажгли свет. Несколько минут прошло в полном молчании. Далее Сократ поинтересовался, нет ли у кого каких-либо замечаний. Тедо сказал, что кадры захода потрясающи, и что неплохо бы снять на подобном фоне Темура с Медеей для финала. Сократ, подумав, ответил, что это идея. Желания высказаться больше ни у кого не нашлось, и мы вышли на свежий воздух. Вартан с коробками пленки ждал нас в своем кабриолете. Медея первой влезла туда, устроившись в самом конце бокового сидения. Мераб подтолкнул меня, и я оказался рядом с ней. Следует добавить, что после того вечернего нашего диалога, мы с ней практически не общались. Все, наконец, расселись. Сократу, скорее даже не по иерархии, а исключительно из-за его габаритов, всегда доставалось место рядом с водилой. Приличная скорость машины в лунной ночи освежала нас приятным ветерком, в тишине слышно было лишь шуршание шин по асфальту, говорить было не о чем или лень, потому все молчали. Минут через пятнадцать я ощутил некую тяжесть на своем плече, подвигал глазами, и увидел, что на него склонила голову уснувшая Медея. Посмотрел на сидящих напротив. Мераб мне подмигнул, Темур с Кокой, вроде ничего и не заметили. Тедо занимался созерцанием луны и света фар, освещавших наш путь. Она дышала мне в шею, дыхание было теплым и необъяснимо чем, приятным. Я замер, стараясь не шелохнуться, моля Бога, чтобы Вартан не въехал вдруг в какую-то случайную рытвину на дороге, и ненароком ее не разбудил. Закрыв глаза и кроме ее дыхания, ничего больше не чувствуя, дал волю воображению, представив себя, очутившегося в пучине бескрайних океанских просторов. Совсем, как «пьяный корабль».

Я пребывал в какой-то эйфории, и ощущал себя самым счастливым человеком на земле. Не знаю уж, от чего. Она всего лишь сложила голову мне на плечо. Причем, во сне, то есть не сознательно.

«Адский водила» тормознул у ее дома, но она не проснулась. Я притронулся к ее щеке, намереваясь таким образом разбудить. Она открыла глаза и шарахнулась от меня, точно увидела какого-то вурдалака.

– Чего надо?! – спросила.

– Ничего, – ответил я.

Спросонья она еще раз на меня посмотрела и сказала:

– Не смей прикасаться ко мне.

– Он тебя не трогал, – вступился за меня Акакий. – Ты заснула у него на плече. Лучше улыбнись ему, а не ругайся.

– Еще чего?! – сказала она на прощанье.

Я вылез из машины и поплелся рядом с Темуром.

– Ты видел?! – обратился к нему. – Она не позволила мне посмотреть кадр, где выходила из воды.

– Ну и что?..

– Почему? – вопросом на вопрос ответил я.

– Послушай, ты видел женщин в мокром нейлоновом купальнике?

– Видел, конечно же, и что с того?

– А то, что самые интимные части женского тела видны при этом наиболее четко: груди, например, то, что, пониже живота. А на экране, тем более, широком, все это смотрится как в лупе.

– Вам же смотреть она не запрещала.

– Похоже, что ты ей не безразличен.

– Но когда фильм будет готов, его увидят зрители…

– Ей на них наплевать.

– Но ведь тогда и я буду в их числе.

– Не знаю, что будет тогда, пока же ты – единственный, кого она стесняется. Теперь понятно?

– Нет, – ответил я. – Какого черта ей меня стесняться? Кто я для нее?

– Катись домой и выспись. Может, к утру в голове у тебя просветлеет.

Но ночью мне не спалось. Я глядел на потолок, хотя ничего в нем так и не увидел, и пытался думать. Но и с этим ни черта не получалось, мысли мои, переплелись и запутались, загнав меня в какой-то, вроде бы знакомый по мифологии лабиринт, выхода из которого я не знал, и единственным шансом на спасение мне должна была быть дарована нить Ариадны. Ариадны, но с другим именем – Медея.

На что я надеялся, сам не знаю. На то, что эта самая красивая девушка, которую я когда-либо видел, проявит ко мне интерес?

Я поднялся еще до того, как зазвонил будильник. Отключил его. Умылся, закурил и отправился будить Галину.

В перерыве между съемками Медея поманила меня рукой.

– Ну, чемпион, готов? – спросила.

– К чему?

– Помочь мне побороть свою фобию.

– Конечно, – обрадовался я.

– Тогда, в воду!

И мы с ней поплыли. Я – вроде бы кролем, который к тому времени чуть освоил, она – тем брассом, как тот же я, во время своего первого с Мерабом заплыва. Плыли мы долго, с перерывами, когда она уставала, останавливались. Перевернувшись на спину, расставив руки и ноги, как на рисунке да Винчи, решившего задачу квадратуры круга, она, таким образом, отдыхала, держась на воде, точно поплавок. Особых признаков беспокойства не проявляла и я, чтобы ее не напрягать, молчал, лишь иногда улыбаясь, полагая, что этим подбадриваю. Покрыли дистанцию мы, примерно, минут за сорок, а когда подплыли к бую, то сказал:

– Я нырну, ты стань мне на плечи и подтянись, иначе туда не попадешь.

– Ладно, – ответила.

Проделали мы все довольно ловко, будучи уже наверху, она протянула мне руку, однако, мотнув головой я, наподобие «гуру» – Мерабу, взобрался на платформу сам.

– Ну, как, конец твоим страхам?

– Вроде, да, – ответила.

Мы лежали рядышком и смотрели в небо, голубое, без облаков. Она сказала:

– Совсем как на необитаемом острове.

– Да, – согласился, – хотя пищи нам здесь не найти.

– В этом то вся прелесть.

Не врубившись, какая могла быть в этом прелесть, я спросил:

– Ты хотела бы пожить как Робинзон Крузо?

– Да, – ответила. – Но чтобы у меня был Пятница.

– Не верится, чтобы тебя привлекала спокойная жизнь.

– Откуда ты знаешь?

– Я видел, как ты танцуешь.

– Ни хрена ты не видел. Танцы – это отключка, как побег из тюрьмы, или же – из реальной жизни.

– Она, что, тебе не нравится?

– Не все, конечно, но многое в ней не может нравиться.

– Например?

– Пофилософствуем в другой раз, – ответила. – Лучше скажи, девственник, ты хоть целовался с кем-нибудь?

Я рассмеялся.

– Эта платформа – какая-то исповедальня. То Мераб меня допрашивал, теперь ты.

– Значит, нет?

– Значит, да. Один раз, в девятом классе. Мы покрутили бутылку, и меня поцеловала одноклассница. Признаюсь, что было очень приятно.

– И куда одноклассница делась?

– Вышла замуж.

– Итак, ты жертва безответной любви.

– Я не был в нее влюблен.

– Почему тогда поцелуй запомнил?

– Потому, что другого не было, я же говорил.

– Хочешь, я его повторю?

Я подумал, что ослышался.

– Шутка? – спросил.

– Вовсе нет, – она чуть придвинулась ко мне и на секунду губами коснулась шеи чуть ниже лица. Внутри меня все задрожало. Как я с этой платформы не свалился, ума не приложу.

– Ну, как? – спросила уже она.

– Опять меня точно током ударило. 220 вольт.