Николоз Дроздов - Две повести о любви и отчаянии

– А я уже – нет!

– Ну, и что из этого?

– Ничего, – ответила. – Тебе, какая разница?

– Никакой. Но ты же мне эту новость сообщила.

– Хотела тебя позлить.

– Извини, я не твой поклонник.

– А чей же?

– Ничей. Но если подумать, то, скорее всего – Нуну, Галины. Хорошие девушки, с ними дружить стоит.

– Хочешь поиметь обеих сразу? Или каждую по отдельности?

– Мне они нравятся, только и всего.

– Значит, ты хочешь дружить с девушками? Дружить и ничего больше?

– Тебя это удивляет?

– Еще как! Я тебе не верю.

– Можешь не верить, но это правда.

– Помнишь – сказала, – в песне поется: «люди влюбляются, совокупляются»… Сидишь тут один, еще голову мне морочишь.

– Я?!..

– Ты. Скажи, откуда ты, такой, взялся?

– Из города Тбилиси, – ответил. – Закончил 52-ю школу, до того несколько лет был помешан на кино. «Летят журавли», «9 дней одного года», «Четыреста ударов», «Иваново детство» 5 5 Фильмы М. Калатозова, М. Ромма, Ф. Трюффо, А. Тарковского. – самые любимые мною картины. Посмотрел их десятки раз, решил, что кинематограф – это мое. После родители устроили меня на киностудию, и вот я здесь.

– Ну и как тебе здесь?

– Трудно сказать. Начинает казаться, что кино – не мое призвание.

– Люди не нравятся?

– Наоборот, с людьми все в порядке. Дело во мне.

– Ты, наверное, страшный зануда?

– Скорее я полный неуч, выскочка и трус.

– Ну?!.. Ты, конечно же, трепло и воображала, но не трус. Мераб мне рассказал про ваш заплыв.

Открыв рот от удивления, я тут же его закрыл, плохо соображая, что следует ответить.

– Это он молодец, – сказал, – дал мне понять, что я на что-то способен.

– Скромничаешь?

– Нет, это правда.

– И я могу сказать тебе правду: я тоже боюсь воды.

– Ты? Ушам своим не верю, – искренне удивился я. – Ты можешь чего-нибудь бояться?!

– Представь себе, да…

– Мужчин, наверное? – вновь попытался сострить.

– Заткнись. Я серьезно…

– Ну, и что еще тебя пугает?

– Может быть, когда-нибудь расскажу.

– Ладно, – сказал. И добавил: – Способ борьбы со страхом нам уже известен. Попробуй доплыть со мной до буя. Если по пути мне не удастся тебя утопить.

– Наконец, то.… Итак, ты меня ненавидишь. За то, что тогда обозвала?

– Да, нет. Уже забыто.

– Забыто?

– Забыто, – снова соврал я.

– Ну, раз ты такой, не злопамятный, тогда скажи, со мной тебе хотелось бы дружить?

Немного подумав, нет ли здесь какого-нибудь подвоха, я все же ответил:

– Да.

– А что такое, дружба? В твоем понятии.

– Ну, это когда ты доверяешь другому человеку как самому себе, у тебя от него нет секретов, ты радуешься его радостям и сопереживаешь горестям. Ты как бы одно с ним целое.

– И все?

– Может, не все, но мне вполне достаточно.

– Ты рассчитываешь на это, если мы подружимся?

– Естественно.

– С какой стати?

– Что-то подсказывает мне, что ты на самом деле не такая, какой хотела бы быть.

– Переведи, я ни хрена не поняла.

– Это непереводимо. Понимай, как хочешь.

Она молчала. И довольно таки долго. А потом сказала:

– Ладно, философ. Значит, друзья?!

– Друзья! – ответил я.

Встала и ушла, унося улетучивающийся запах своих духов с аурой вспотевшего тела туда, где по-прежнему играла музыка, а пары еще ближе прижимались друг к другу. Только теперь их стало меньше. Хотя исчезнувших легко можно было найти неподалеку – под соснами на берегу, или же на песке пляжа. Я закурил и смотрел ей вслед, пока она не затерялась среди танцующих. Сидел и думал: неужели это явь? Единственное, что нас как-то связывало: она была самой юной в женской половине группы, я же – младшим в мужской, хотя факт этот ни о чем большем не говорил.

В одно прекрасное утро график съемок пришлось поменять. Галя, утром, отправившаяся к Медее, была выставлена ею вон. Мы с Вартаном доставили на пляж лишь ее партнеров.

– В чем дело? – занервничал Сократ.

Галина что-то ему шепнула. Он усмехнулся и засопел своей трубкой. Потом сказал:

– Снимаем Темура и Мераба. Крупные планы, а после сцену, где они выясняют отношения.

Вообще-то в Сократе я раньше ошибался, полагая, что не очень то башковитый это человек. Но уже одно то, что сниматься он пригласил не актеров, а, приумножив себе проблем, смог подобрать парней, в жизни так соответствующих своим экранным персонажам, делало ему большую честь. Мераб действительно являл собой образец мужского начала, хотя недалеким назвать его было нельзя, он трезво мыслил и все делал правильно, просто «эго» в нем превалировало. Ему трудно было понять, что у других людей могли быть интересы и желания, не совпадающие с его собственными. Темур же, мне кажется, от рождения был человеком свободным, наделенным умом и внутренней чистоплотностью, что делало его, совершено чуждым амбициям. На все, что происходило вокруг, он лишь искал свой, собственный ответ. И находил. Этого ему вполне было достаточно. Выбор оставался за Медеей, абсолютно не предсказуемой особой, и кто знает, кого бы из них она предпочла. Молодец, Сократ, совсем не просто было такую троицу найти. Написали бы ему нормальные диалоги для героев, снял бы и неплохое кино.

Леван умчался диктовать Кларе выписки нужного текста, Лию с Нодаром отправили подбирать типажей для массовки. Тедо начал что-то нервно чертить в своем альбоме. Нэмо с Симоном залезли в фургон. Вилен меланхолично щелкал затвором. Кафель Метлах, улыбаясь самому себе, выбирал пестрые зонты из своего реквизита. Кока у камеры о чем-то задумался. Крановщик Кола спросил: тележку готовить или кран? Акакий ответил: пожалуй, тележку. Осветители ловили щитами солнечных зайчиков. Джемал, по обыкновению, вздремнул. Галя с Нуну о чем-то шушукались.

– Критические дни? – озвучил свою догадку «эгоцентрист».

Девушки заулыбались

– Что это такое? – поинтересовался я.

– Поищи в медицинском словаре, – ответила рыжеволосая, потрепав мои волосы.

– Ты к ней пару дней не подходи, – посоветовала Галина. – Не то покусает.

– А когда я к ней подходил?

– Есть тому свидетели, – загадочно улыбаясь, ответила она.

– Так это она сама…

– Мило ворковали, – добавила Нуну.

– Не издевайтесь, – ответил я. – Мы просто разговаривали.

– Просто ничего не бывает, – выдал максиму Мераб. Не удовлетворившись этим, подумав, продолжил тему.

– Темур, похоже, у нас еще один претендент?!

– Перед ним я снимаю шляпу и отхожу в сторону, – отшутился тот.

– И я с тобою, благородный рыцарь, – в рифму пропел ему супермен. – Бери, она твоя! – уже мне адресовал речитативом.

Я, вроде бы понимал, зачем Мераб делает это, вспомнив, что он сказал о строптивых после нашего первого заплыва. Теперь, предавая гласности мой чисто дружеский интерес к небожительнице, он как бы воодушевлял меня. Немного смутившись, и решив поменять пластинку, я спросил у Темура: