Николоз Дроздов - Две повести о любви и отчаянии

Она усмехнулась.

– Поцелуев теперь два. Значит, у тебя есть выбор.

– Да, – согласился, еще не придя в себя. – Выбирать будет нелегко.

– И все же: мой или ее?

– Твой, – сказал, почти уверовав в это. – И хватит меня доставать, расскажи лучше что-нибудь о себе.

– А ты не станешь падать в обморок?

– Постараюсь.

– Я спала с отцом своей лучшей подруги. Ему 38 лет.

– Замолчи, – чуть ли не закричал я. – Пожалуйста, заткнись. Я не хочу это слушать.

– Ты, что, ревнуешь?

– Причем тут ревность. Несешь какую-то чушь.

– Мы же друзья, верно?

– Друзья, – повторил за ней я.

– А что ты мне говорил о дружбе? Два человека, как одно целое. Никаких секретов. Или ты мне врал, трепло!

– Я тебе не врал.

– Тогда, что тебя так удивило?

– Есть вещи, о которых не говорят. Это твое личное, так и держи его при себе.

– Похоже, ты мне не друг! – сказала она.

Встала и спрыгнула с буя вниз головой, притом так, что даже всплеска за этим не последовало, как какая-то нереида. А, вынырнув, где-то метрах в десяти, поплыла дальше великолепным стилем, еще быстрее, чем делал это лучший наш пловец, Мераб. Я смотрел на это, глазам своим не веря, невозможно описать то, что происходило внутри меня. Сначала я на нее обозлился, ибо она соврала про свою водобоязнь и оставила меня в дураках, после, поминая ее поцелуй, во мне вдруг вспыхнула ненависть к незнакомому мужчине, тому, с которым она переспала. Потом стал злиться уже на себя, тупоголового. Меня грызли сомнения, действительно ли она сказала мне правду, или опять водила за нос, дурача, чтобы снова выставить полным идиотом. И в то же время я испытывал неподдельное восхищение по отношению к ней, ибо все, что бы она ни делала, казалось мне самым странным, нелогичным и… правильным.

На берегу, Медея была, наверное, уже с полчаса, прежде чем доплыл туда я. Первым делом подошел к Мерабу, пожаловался:

– Она меня надула, сказала, что боится воды.

Он рассмеялся.

– У нее разряды по плаванью и теннису. Ты не знал, Ромео?

Я лишь развел руками в ответ.

Разыскал ее в роще, рискнув, приблизился и пробормотал:

– Извини, если можешь. Я был неправ. Если мы друзья, я обязан выслушать все, что бы ты мне ни говорила. И я готов. Прости меня.

Она на меня лишь взглянула, так и не ответив ничего.

Этот день в нашей таборной жизни, по-моему, несколько отличался от остальных. Медея лезла на рожон с самого утра, капризничала, придиралась ко всем по разным пустякам, говорила людям то, чего они, безусловно, не заслуживали. Грубила Сократу, когда он корректировал что-то в ее игре, кричала на осветителей, слепивших глаза, доставалось и партнерам по ходу сорванных дублей разных сцен. Скандалила по поводу напутанного ими текста, хотя больше них грешила этим сама. Послала на три буквы Владимира Ильича Ленина вместе с его фотокамерой. Тот ныл до самого вечера, выясняя, с какой стати его туда отправляли, и умолк лишь тогда, когда Гога ему предложил: – Накатай на нее телегу. А Виталик добавил: – В горком…

Особенно почему-то наезжала на девушек – Галю и Нуну. Первая, помногу раз в день, накладывая ей грим и выслушивая при этом разные гадости, выглядела внешне абсолютно спокойной. Второй же, по роду деятельности вообще с ней не соприкасавшейся, оставалось лишь догадываться, какая муха ту укусила. Лия, по долгу службы отвечавшая за актеров, тем не менее, предпочитала в конфликты не ввязываться, произносить вслух свое любимое «а мне все г’авно», вроде бы, не имела права, поэтому, время от времени, покачивая головой под соломенной шляпой, она вполголоса шипела: «стег’ва!»… Мужская половина, как правило, «звезде» не перечила, зная характер и учитывая возраст. Мераб, наступая на горло собственному «эго», пропускал словесное бомбометание мимо ушей, Темур относился ко всем ее выходкам довольно лояльно, полагая, что человек – частичка природы, в нем заложено все, что происходит со стихией. Резкие смены настроения, внезапные вспышки гнева вполне сравнимы с непредсказуемыми ураганами, сходами лавин или же землетрясениями на нашей планете. Умудренный его теорией, и вполне разделяя ее, я все же старался держаться от Медеи подальше. Но и мужскому терпению иногда приходит конец.

Взорвался крановщик Кола, спокойный, уравновешенный человек. Разыгрывали сцену, где от Мераба с Темуром, выясняющих отношения, камера, не прерывая движения, должна была наехать на лицо Медеи, наблюдающей за спором двух своих поклонников. Снимался кадр с операторского крана, на стреле которого за камерой сидел Акакий, а рядом – Каца, в качестве живого груза. Баланс стрелы поддерживался с помощью противовеса – балласта на нижнем ее конце и целиком зависел от точности действий Кола, довольно крепкого малого. Но, видимо, это был не его день, камеру при панораме дергало. Плавного движения крана добиться он не смог с четырех дублей. На пятом Медею прорвало.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Известные советские кинорежиссеры и педагоги.

Американский пловец, пятикратный олимпийский чемпион, исполнитель главной роли в серии фильмов о Тарзане.

«Витязь в тигровой шкуре», эпическая поэма Шота Руставели, написанная в 12 веке.

В арсенале иллюзионистов «волшебный» фонарь.

Фильмы М. Калатозова, М. Ромма, Ф. Трюффо, А. Тарковского.