Анна Емельянова - Пантелеимон

Но Пантолеон вспоминает каждое слово. Перед ним разрезанное тело смуглого бородатого сирийца. На соседней каменной тумбочке поднос, где все еще лежат окровавленные инструменты – скальпели, пинцеты, ланцеты, крючки, костяные щипцы.

Евфросин в течение часа рассказывал своим ученикам о системе пищеварения, вскрыв труп. Мокрые кишки до сих пор лежат на большом блюде, распространяя отвратительный запах.

Когда тело портится, оно становится ядовито, – вспомнил Пантолеон и подошел к трупу почти вплотную.

В отличие от большинства учеников он никогда не испытывал тошноту при вскрытии. Вполне вероятно, что оказавшись на войне, среди солдат, которые получают тяжелые раны, он превратился бы в незаменимого походного врача. У него изумительная сдержанность.

Низко наклонившись над телом, Пантолеон осторожно прикоснулся к поверхности сердца. В этой части человека живет дух! А сейчас труп лишен божественного начала.

– Удивительно! – пробормотал Пантолеон, сдвинув брови.

Прежде больных лечили в храмах Эскулапа. Жрецы возносили молитвы, пели гимны, приносили жертвы, и иногда люди выздоравливали. Но исцелял ли их Эскулап? Пантолеон в этом сомневался.

– Почему ты задержался? – резко спросил Евфросин.

Вздрогнув, юноша вскинул голову.

– Мне было интересно, – признался он.

– Что именно так тебя заинтересовало, Пантолеон? – осведомился Евфросин.

Он стоял в нескольких шагах от тумбы, на которой лежало вскрытое тело. Пантолеон все это время был так увлечен изучением анатомии, что не замечал его.

– Сердце, – ответил юноша.

– Хм! Что в нем столь необычного?

– Я считаю, что оно содержит в себе душу, пока человек живет телесной жизнью, когда он умирает, душа покидает его.

– О, я и не подозревал, что ты веришь в божественное начало, – молвил Евфросин.

– Почему?

С момента нашего знакомства ты производил впечатление юноши, склонного к материальному, ведь ты любил Диоскурида.

– Я согласен с Диоскуридом в том, что не всякая болезнь вызвана гневом богов, ибо богов нет. Но есть Всевышний Создатель, которого мы, греки, не знаем, но о существовании которого догадываемся, -произнес Пантолеон.

Евфросин недоверчиво усмехнулся и подошел к нему. Невзирая на то, что на улице было жарко, в зале висела прохлада. Зарево факелов выхватывало тонкое красивое лицо Пантолеона.

Сняв с себя нарукавники, Евфросин протянул их юноше.

– Я знаю, что ты хочешь исследовать сердце, Пантолеон.

– Внутри него уже нет души. Человек ведь мертв.

– Но когда-то она жила внутри этой частицы.

– Верно. Но ведь душа сама по себе нематериальна. Она невидима, – ответил Пантолеон и все же, польщенный доверием, оказанным наставником, не смог отказаться от возможности исследовать сердце. Совсем недавно он изучал гипсовый слепок, а сейчас получил право взять в руки настоящий орган. Подобное Евфросин позволял лишь давним ученикам своей школы.

Одев нарукавники, Пантолеон взял скальпель и, склонившись к телу, сделал разрез на сердце.

Евфросин не спускал с него глаз. Чем больше придворный врач наблюдал за любимым учеником, тем сильнее росло его восхищение. Необычная мудрость Пантолеона, его твердая рука, его сдержанность свидетельствовали о неоспоримой склонности к врачеванию.

Самоуверенность, с которой юноша разрезал сердце и вслух назвал функции клапанов, заставила Евфросина затрепетать.

– Пантолеон, – прошептал он, положив ладонь ему на плечо.

Юноша вопросительно взглянул на него.

– Вы чем-то недовольны, учитель?

О, нет! Я всем доволен. И более всего я доволен тем, что боги, в существование которых ты не веришь, позволили мне встретить тебя.

Вспомнив те похвалы, что Евфросин расточал Евстрогию, юноша помрачнел. Учитель заметил, что его взор стал суровым.

– Ты мне не веришь, Пантолеон? Думаешь, что я хочу тебе польстить, дабы поддержать талант врача? О, нет. Среди моих учеников не было юноши более одаренного, нежели ты.

– Послушать вас – я новый Гиппократ! – печально усмехнулся Пантолеон.

– Еще год назад я бы засмеялся, если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду наставлять нового Гиппократа, но сегодня я не смеюсь! Ибо я в это верю! Да, ты сможешь со временем превратиться в самого выдающегося врача нашей эпохи! И еще… Я намерен ввести тебя в число придворных врачей! Сначала ты будешь посещать императора Максимиана в качестве моего лучшего ученика, сопровождая меня. А потом… все может случиться! Когда ты приобретешь необходимый опыт, твои связи при дворе позволят тебе сделать отличную карьеру.

Вздохнув, Пантолеон отложил скальпель и снял нарукавники.

– Неужели вы думаете, что меня интересует карьера при дворе Августа?! – с досадой произнес он.

– Евфросин почувствовал недоумение.

– Но тогда, что же ты хочешь?

– Я уже вам говорил, что хочу просто лечить всех страждущих.

– В день, когда ты мне это говорил, я еще не убедился в твоих талантах! Ты новый Гиппократ! Я представлю тебя ко двору, а дальше ты будешь сам решать, нужна тебе врачебная карьера или нет! – ответил Евфросин.

Вернув ему нарукавники, Пантолеон вновь взглянул на окровавленное тело.

Я жажду постичь врачевание, чтобы лучше лечить всех, кто

мучается недугами, Евфросин. Мне безразлично, какое положение они занимают в нашем обществе.

– Но я, как твой учитель, приказываю тебе сопровождать меня ко двору, – строго молвил Евфросин. В будущем полезные знакомства не повредят даже бесплатному лекарю!

Опустив руки в таз с водой, где полчаса назад мыл свои ладони Евфросин, Пантолеон задумался.

– Что во мне так вас восхищает? То, что я владею знаниями? Но их могут достичь при желании все ученики. Или, быть может, вам нравится то, что я не брезглив? Или вас изумляет моя сдержанность? Я не понимаю.

– Меня приводит в трепет твой талант! – ответил Евфросин. – А еще ты был единственным среди всех моих учеников, кто вспомнил о существовании духа.

– М не это странно. Ведь о божественной природе человека говорит в трактатах даже Аристотель, – молвил Пантолеон.

– Большинство людей смотрят на окружающий мир поверхностно, – сказал Евфросин.

– Зря! Вокруг нас много достойного внимания.

– Так думают единицы, Пантолеон.

Покачав головой, юноша вытер тонкие руки полотенцем, лежавшим возле таза.

– ЗАмечтаельный Асклепиад считал, что наш организм создает тысячи атомов. Мы получаем эти атомы через дыхание или пищу, откуда они затем разносятся по всему организму. Если атомы начинают двигаться неправильно, человек болеет, – проговорил он. – Но почему так устроен организм? Почему в его работе все взаимосвязано? Невольно приходит в голову мысль о Создателе всего, как об Отце, сотворившем человечество.