Анна Емельянова - Пантелеимон

– Немного, – кивнул Пантолеон. – Но я ведь был ребенком и почти ничего не помню. Мой отец, аристократ Евстрогий не разрешил жене обратить меня в христианство. Но я часто видел мать, погруженную в молитву. Она действительно верила в своего Бога.

– А ты во что веришь?

– Я много думал о вере. Безусловно, я не могу отрицать наличие Единой Силы, которая движет мир. Все вокруг меня взаимосвязано. Мы все частицы какого-то огромного кем-то сотворенного пространства. Бог – создатель, Бог – Творец, – Бог – двигатель существует. Но я пока не ведаю, какая религия ведет к нему.

Изумленный столь глубокой мудростью, неожиданной для хрупкого молодого человека, Ермолай внимательно взглянул ему в глаза. Огромные темные очи Пантолеона сверкали восторгом, когда он говорил о Боге.

– Вероятно, твой наставник хвалит тебя за ум, – молвил пресвитер.

– Да. Евфросин считает, что со временем я научусь лечить любой человеческий недуг. Тогда я смогу исцелять всех страждущих.

– Не каждый недуг подвластен людям.

К сожалению, вы правы, Ермолай. Иногда врачи бессильны, – вздохнул Пантолеон.

– Но, когда бывают бессильны врачи, тогда исцелить болезни способен Бог, – шепнул Ермолай и крепко сжал локоть юноши. – Возможно, что ты уже знаешь, что Христос был земным воплощением Творца, снизошедшего до людей. Поэтому Он – Сын Бога. ОН исцелял больных собственной силой. Его апостолы тоже исцеляли. И простые смертные, имеющие в сердце веру в Него, тоже получают исцеление.

– Но каким образом? – спросил Пантолеон.

– Через молитву, – сказал Ермолай. – Если хочешь, я научу тебя молитвам, псалмам и закону, который дал нам Христос.

– Молитва? – недоверчиво пожал плечами юноша. – И все? Никаких лекарств не требуется?

– Чтобы лечил Бог- не нужны лекарства! Когда женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением, прикоснулась к краю одежды Христа, то получила исцеление! А до этого она все состояние издержала на врачей, подобных твоему Евфросину! Если есть вера в Христа, то одним лишь призванием Его Имени, можно исцелять страждущих!

Повернувшись к пресвитеру, Пантолеон прижал к себе суму.

– По-вашему христианину не нужно даже учиться, чтобы стать врачом Ермолай?

– О, нет! Учись! Ты сможешь лечить тела своими снадобьями! Но если твоя душа захочет, дабы тебе содействовал Господь, просто попроси Его! – улыбнулся Ермолай.

В течение нескольких минут Пантолеон размышлял над всем, что услышал от пресвитера.

– Я бы желал узнать больше о христианстве, – проговорил он, наконец.

Рад это услышать, – молвил Ермолай. – приходи ко мне в любое

время. Постучи в ворота и спроси Ермолая. Я буду счастлив рассказать тебе о Христе.

– В таком случае я непременно приду к вам, – сказал Пантолеон. – Что-то словно подсказывает мне, будто христианство- это имело та религия, которая ведет нас к Богу.

Попрощавшись с Ермолаем, он вновь продолжил идти к дому отца. Уже начало темнеть. Улица лежала в густых южных сумерках.

Ермолай долго провожал взглядом солнце. Он верил, что не ошибся в Пантолеоне.

В тот вечер пресвитер рассказал двум своим собратьям по вере о знакомстве с молодым учеником врача Евфросина.

Перед обрядом богослужения они сидели в глубине сада за каменным столом и ужинали сыром, лепешками, свежими оливками и вином.

– Меня глубоко покорил этот юноша, братья, – говорил Ермолай. – И я словно ощутил само вмешательство Всевышнего, который повелел мне обратить его в христианство.

– Ты очень рискуешь, Ермолай, и нас подвергаешь опасности, – угрюмо ответил Ермипп. – Ибо юноша, судя по твоим речам, воспитан в семье язычника! Мне приходилось слышать о суровом нраве этого Евстрогия! Если ему станет известно о том, что его отпрыск общается с христианами, нам не жить.

Трапезу озаряло несколько масляных ламп. В глубине сада громко стрекотали цикады.

Я знаю, что Пантолеон особенный человек, – тихо произнес Ермолай, вертя в руке оловянный стакан с разбавленным вином. – И он нужен Богу.

Но Ермипп с сомнением покачал головой. Это был человек средних лет, с грубым¸ смуглым лицом на котором возбужденно горели его огромные глаза навыкате. Очень густые кудрявые волосы он носил распущенными, и они спадали ниже его крепких, физически развитых плеч.

– Ты сам не ведаешь, что сделал, – молвил он. – Теперь каждый день мы должны бояться того, что в мои ворота постучат стражники.

– Скажи, Ермипп, ты веришь в Бога?! Я чувствую, что обращая Пантолеона, выполняю его волю! Если ты достойный христианин, то прими все происходящее как должное! В конце концов, возможно, что нам действительно не удалось бы вечно прятаться среди твоих абрикосовых деревьев! – резко произнес Ермолай.

– Неужели обращение этого почти незнакомого тебе юноши важнее твоей собственной жизни?! – воскликнул Ермипп.

Пресвитер поставил стакан, расплескав вино.

– Прекрати, Ермипп! Мы не трусы! Да, мы соблюдаем осторожность, живя в твоем доме. Но если вдруг понадобится пожертвовать собой ради воли Всевышнего Творца, мы пожертвуем. В моей душе нет колебаний.

Ермипп ничего не ответил

– Анфим обнаружен солдатами в горах Каппадаонии, – вдруг едва слышно приговорил Ермократ. – Я узнал об этом сегодня, когда покупал в городе новое колесо для масляного жернова. Народ весь день обсуждает его арест.

– Не может быть! Анфим взят под стражу! – горестно воскликнул Ермипп.

Тебе известно как это случилось? – спросил Ермолай, стараясь не утратить самообладания, подобно Ермиппу.

– Да, – пробормотал Ермократ.– Солдаты нашли его в пустынной местности. Он оказал им гостеприимство, щедро накормив их, а затем признался им., что он и есть пресвитер Анфим. После этого его доставили в Никомидию. Вчера Диоклетиан лично беседовал с ним, предлагая отказаться от веры во Христа, но он остался непреклонен.

Вероятно, через пару дней его казнят.

– Пусть Господь пошлет Анфиму силы, чтобы он не отступил от христианства под угрозами Августа, – прошептал Ермолай.

В его воспоминании всплыл образ молодого, но твердого духом пресвитера Анфима. В посланиях, которые он отправлял никомидийским христианам, он не уставал укреплять их твердую веру, умолял не бояться беспощадных истязаний.

– Удивительно, как много силы может дать человеку Христос, – пробормотал Ермолай.

– Но почему Анфим сдался солдатам добровольно? – вдруг произнес Ермократ. – У него ведь был выбор! Он вполне мог не говорить этим людям о том, кто он, и тогда избежал бы ареста.

Пресвитер повернулся к Ермократу.

– Ты ведь уже давно христианин, Ермократ! Неужели тебе до сих пор непонятно, что именно вера, которая зарождается в нас, позволяет нам с великой радостью отдавать свои жизни ради Иисуса Христа! В часы казней мы должны быть счастливы, ибо глядя на то, с какой отвагой мы принимает страдания, сотни людей поверят в Единого Бога! А затем, когда слух о нашем мужестве распространится по территории Вифинии, в христианство обратятся тысячи подданных императора! Страх пред Диоклетианом огромен, но он несравним с истинной верой, когда она воспламеняет сердце.