Анна Емельянова - Пантелеимон

Вассой следовал за ним, ожидая возможных поручений.

Евстрогий достиг Западного квартала, примыкавшего к дворцовому комплексу. Здесь находились дома состоятельных господ, пользовавшихся расположением императора. Прежде Евстрогий бывал тут, ибо часто получал приглашения от местных вельмож. Дом известного врача Евфросина стоял у выхода к Храму Марса. Со всех сторон его окружала высокая каменная стена. Постучав в ворота, Евстрогий подождал, когда ему откроет служивший у Евфросина раб.

– Я договорился о встрече с твоим хозяином, – сказал он. – Меня зовут Евстрогий.

– Да, господин, – поклонился раб, пропуская во двор гостя. – Мой хозяин ожидает вас.

Вассой вошел в ворота следом за Евстрогием. Шагая по дорожке, ведущей к крыльцу, он с восторгом взирал на огромный сад, украшенный перистилем. У лестницы били фонтаны с фигурками наяд. Войдя в вестибюль, гости увидели мраморную скульптуру Августа Диоклетиана. Правитель Восточной тетрархии был изображен в порфире, высоких ботинках и лавровом венце. Крупные черты его лица выглядели сурово.

Евстрогий прошел к лестнице, ведущей на второй этаж, не обращая внимания на статую Диоклетиана. Подобные статуи держали в своих домах все добропорядочные граждане Римской империи.

У лестницы гостей встретил раб, служащий у Евфрасина, и провел за собой на террасу. Поднявшись по ряду ступеней, перейдя длинный прохладный коридор, где в нишах возвышались статуи богов, почитаемых Евфрасином, посетители оказались у выхода на озаренную солнцем террасу. Позволив Вассою сопровождать себя, Евстрогий переступил порог и громко поприветствовал хозяина дома.

Сидя в тени, на невысоком диване, Евфрасин доброжелательно улыбнулся гостю. Он знал Евстрогия, ибо часто общался с представителями эллинистической общины. Но их отношения прежде никогда не были близкими.

– Присаживайтесь, Евстрогий, – сказал он, подвинувшись и освобождая гостю место рядом с собой на диване. – Признаюсь, меня удивил ваш нынешний визит.

– Я уже давно собирался посетить вас, – ответил Евстрогий. – Причина в моем сыне Пантолеоне.

– А что с ним?

– С вашего разрешения, я обо всем вам расскажу.

– О. да. Я с удовольствием вам внимаю.

Евфросин был очень вежлив в беседах с людьми, невзирая на их происхождение. По натуре своей он обладал мягкостью и учтивостью. В то же время его давняя практика врача позволила ему приобрести в Вифинии высокое положение. Он был мудр, имел опыт, его достижения во врачевании обсуждались по всей территории Малой Азии, поэтому к нему весьма благоволили правители. Часто бывая при императорском дворе, Евфросин в числе других лекарей, следил за здоровьем самого Августа, членов его семьи и друзей. Когда в Никомидию приезжал соправитель – Максимиан, то Евфросин неоднократно лечил его от болей в спине. За эти заслуги владыки щедро одаривали врача. Его состояние росло с каждым днем.

Несколько лет назад Евфросин открыл в городе собственную школу, где обучал юношей врачеванию. Ученики прибывали к нему со всей Вифинии.

Сейчас глядя на Евстрогия, этого хмурого раздражительного человека, Евросин не мог сдержать любопытства. Он был наслышан о скромном образе жизни, который вел его гость, поэтому до сих пор недоумевал, что могло привести его сюда.

– После смерти моей любезной жены, я сам воспитывал Патолеона, – проговорил Евстрогий, устремив взор к далеким очертаниям Никомидии. – Он не похож на меня. Возможно, что вам приходилось издали видеть его. От рождения я нарек его – «во всем лев», ибо хотел, чтобы он вырос мужественным. Но Пантолеон всегда имел тягу к наукам. Он оказался необычайно сообразительным мальчиком. Его умственное развитие превосходило многих его сверстников.

В то же время, он очень необщительный, у него нет друзей и большую часть времени он проводит дома, за книгами. Близится осень. В конце ее, Пантолеону уже исполнится восемнадцать. Я бы хотел, чтобы он получил достойное образование. Деньги для оплаты его учебы у меня есть. Я богатый человек. Но Патолеона влечет врачевание, а в нашем городе самым лучшим лекарем считаетесь именно вы, поэтому я решил обратиться к вам с просьбой взять в свою школу моего сына. Я хочу дать ему в жизни все самое лучшее, ведь он – это единственное, что у меня осталось. В нем моя отрада.

Воцарилась тишина. Евфросин ласково улыбался. Внешность придворного врача лишена привлекательности, но во взоре его черных глаз навыкате присутствует мудрость, глубина, понимание. Лицо у него очень смуглое, обрамленное бородкой, в который проглядывает седина.

Темные волосы гладко зачесаны назад, оставляя открытым лоб.

Евфросин уже достиг средних лет. Добившись богатства, он предпочитает носить одежду из лучшей ткани. Не обращая внимания на присутствие Вассоя, робко стоявшего у дверей, ведущих на террасу, Евфросин произнес:

– Дети – это самое важное, что есть в нашей жизни. К сожалению, мой сын умер еще в младенчестве, а других отпрысков боги мне не дали. Тем не менее, я осознаю, как горячо вы любите своего мальчика. У него есть хотя бы поверхностные навыки в искусстве врачевания?

Он почти наизусть знает труды Гиппократа! – ответил Евстрогий. – Но у него нет возможности проверить знания на практике.

– Пусть Пантолеон прейдет ко мне завтра, – сказал Евфросин. – Я побеседую с ним и вполне возможно, что с радостью возьму к себе в ученики. Сейчас ему еще семнадцать, но обучение такому тонкому искусству, как врачевание, подчас занимает много лет. И все же, если ученик оказывается талантлив, он получает дозволение практиковать.

– Вероятно, что вы считаете, будто мое мнение относительно Пантолеона небеспристрастно, ведь я его отец, – заметил Евстрогий. – Конечно, я знаю, что многие родители переоценивают возможности отпрысков. Однако в случае с Пантолеоном все действительно так, как я вам говорю. В детстве он был необычайно одаренным мальчиком. Став юношей, он изумляет меня своей мудростью.

– А что думают о его способностях наставники?

– Я сам был все эти годы его наставником. Под моим присмотром он изучал то, что другим преподавали учителя, но потом, когда он заинтересовался трудами Гиппократа, я уже не мог его наставлять.

Погрузившись в раздумья, Евфросин попытался вообразить, насколько объективен был его гость. Конечно, невзирая на утверждения Евстрогия о собственной беспристрастности, врач не слишком ему верил. Евстрогий очень любил единственного сына. Он мог преувеличивать его таланты. Тем не менее, Евфросин очень хотел встретиться с юношей.

– Итак, я приму у себя вашего сына, – кивнул он. – Мне всегда любопытно узнать нового одаренного человека. К тому же, я люблю поддерживать достойные начинания.