Вероника Ткачёва - Двойники. Серия «Лунный ветер»

Он почти и думать забыл о происшествии в аэропорту. Если бы не странный звонок посреди ночи, где-то через полгода после той стыковки в Схипхоле. Взволнованным голосом в трубку кричала девушка, на английском, с каким—то специфическим акцентом (возможно, австралийским?):

– Боб, это ты?! Где ты, Боб?! Боб…

И связь оборвалась.

На следующий день Володя пошёл в московское казино. Купил фишек, выбрал столик, где было не так много народу, и сел играть. Он поставил фишку на 36. Пока шарик с характерным звуком искал достойную лузу, Володя стал разглядывать игроков. Через три места от него сидел парень со всеми признаками явного неудачника: вытянутый свитер, недорогие часы, слегка затравленный взгляд исподлобья. Что-то неуловимо знакомое было в этом молодом человеке. Шарик остановился.

– Тридцать шесть, красное, – сказал крупье.

Наша встреча была, наверное, неизбежностью. Он вычленил меня из толпы людей задолго до того, как увидел. Вернее он видел меня, но для него в тот момент я была лишь неясным цветовым пятном, к которому он инстинктивно потянулся. Как семена (которые бросаются в землю самым небрежным и разнообразным образом) всегда, в любом положении, корнями потянутся вниз, а хрупкими листочками вверх – ибо подчиняются неумолимому притяжению, – так и он, не задумываясь, потянулся к некому цветовому пятну, которым была я.

Да и я его сразу узнала. Не то чтобы я видела его когда-то – во сне или как-то ещё, – нет, но было в той встрече какое-то моментальное глубинное узнавание, словно родственник, о котором ты много слышала, но никогда не видела, наконец-то встретился тебе. И ты видишь в нём перемешанные черты твоего рода. Он не похож на дедушку или любимую тётю, у него глаза свои собственные, а не троюродного дяди, но есть в нём какая-то неуловимая родственная печать, которая говорит тебе: это СВОЙ. Даже нет, не то… «Это ТВОЙ», – шепчет тебе внутреннее чувство.

Много говорят о феномене близнецов. Это когда разлучённые в детстве близнецы в одинаковое время одинаково болеют, женятся одновременно, даже детям и собакам дают одинаковые имена, и всё это – независимо друг от друга, не подозревая о существовании друг друга. Нечто похожее происходило и с нами. Но мы не были близнецами. Наверное, поэтому в нашей жизни до встречи не наблюдалось этой близнецовой синхронности. Встреча же словно стала новым отсчётом в наших жизнях – отныне прямые линии пересеклись, изменили направление и слились в одну.

Правда, эта близнецовая синхронность проявилась не сразу.

Вообще-то людям свойственно подстраиваться друг под друга. Даже под совсем чужого тебе человека ты невольно подстраиваешься. Это хорошо заметно в общественном транспорте. Все сидящие рядом постепенно начинают дышать в такт: тот, кто дышал быстрее, начинает делать более глубокие вдохи, кто медленнее – наоборот. Возникает некий усреднённый ритм, который устраивает всех. Когда я была маленькой, то любила нарочно сбивать своё дыхание и прислушиваться к тому, как рядом сидящий пытается восстановить эту мировую гармонию – единое дыхание, хотя бы на отдельно взятой лавке вагона метро. Он делал глубокий акцентированный вдох, который должен был призвать меня к порядку и настроить на нужный лад. Если я упорно не настраивалась, то рядом сидящий сам подстраивался под меня. Наши грудные клетки вздымались мерно и одновременно, поддерживая закон всеобщей синхронности.

И так бывало везде и всегда – подлец или святой сидит/стоит/лежит и т. д. рядом с тобой: ты дышишь с ним одним воздухом и ты дышишь с ним в единый такт. Хочешь ты того или нет.

Возвращаясь к нашей встрече – я не утверждаю, что сразу поняла: мы созданы друг для друга и всё такое. Просто притяжение было неумолимо, и конечно, мы стали встречаться.

Сначала синхронность не была такой фатальной – просто мы замечали, что нам нравится одна и та же музыка, на одни и те же вещи мы смотрим одинаково. То есть поначалу мы заметили очевидные точки соприкосновения, которые начинают удерживать людей рядом. Потом, при более глубоком узнавании, мы заметили, что не можем играть друг с другом в разные игры, в карты, например. Потому что знаем комбинации и замыслы партнёра. Иногда ему удавалось мысленно обмануть меня. Я чувствовала, что он выберет определённую комбинацию, и делала ход, а он хитро передумывал в последний момент и… обманывал меня. В мыслях, но обманывал, и я проигрывала. И каждый знал, что сейчас произошло, – обманщик и обманутый. Поначалу это забавляло нас. Мы дружно смеялись над этим, как над удачной шуткой, сказанной без слов, сделанной без малейшего намёка на комическое выражение лица. Мы оба могли не пользоваться третьей сигнальной системой (как её называют учёные, а проще говоря, речью), чтобы понять друг друга.

Как такое может быть? Не знаю. Если рассматривать пример с игрой в карты, то, возможно, мне шёл сигнал о первоначальной комбинации, и я уже не прислушивалась к ходу его мыслей, а он менял своё решение и выигрывал. И вообще, это не было чтением мыслей в прямом понимании слова. Не было такого, что в голове моей появлялась законченная фраза, формула чужой мысли. Было просто некое ощущение, что он думает вот таким образом и поступит вот так. Оно рождалось сначала в области сердца, а уже потом расшифровывалось умом.

Эта синхронность распространялась и дальше. Нам даже не нужно было видеть друг друга, чтобы знать какие-то подробности. Я не утверждаю, что точно знала, когда он пьёт, например, кофе. Что вот я сижу и отдаю себе отчёт: он пьёт кофе. Нет. Такого я не утверждаю. Потому что это, в общем-то, неважно – пьёт он кофе или чай сейчас или вообще ничего не пьёт. А вот то, что он скоро придёт или позвонит, – это было уже важнее для моего существа. И я знала, когда это произойдёт.

Вот это ощущение порывов, мыслей, эмоций другого поначалу очень роднило и объединяло нас. Нам казалось, что мы предназначены друг для друга, мы – родственные души и остальная подобная романтическая дребедень.

Окружающие поддерживали эту версию реальности. Они постоянно говорили нам о нашей похожести, о счастливом совпадении наших выражений лиц, слов, реакций на происходящее.

Но постепенно со мной стали происходить странные вещи – я начала понимать, что просто не существую без него. Мои друзья стали его друзьями, а те, которые не стали, как-то постепенно отпали, ушли из моей жизни в неизвестные дали. Его же друзья не стали моими. Но они превратились в людей, которые вошли в мою жизнь и теперь вольно или невольно что-то в ней решали. Я должна была улыбаться некоему Максиму, потому что так было нужно. Почему нужно? Кому нужно? Мне – точно не нужно. Но я улыбалась. Я должна была идти на неинтересный ужин с неинтересными мне людьми, потому что эти люди нужны были ему. Ему – а не мне. Но я шла. Я перестала принадлежать себе.