Виктор Житинкин - Приключения. Фантастика

– Женя! – он кричал что есть силы.

Покричав, он прислушался, не ответит ли ему знакомый и милый голос, не позовет ли его «домой». Но кругом – тишина.

Он выскочил на улицу, машины у подъездов уже не стояли, вечерело, в окнах зажигался свет, задергивались шторы на окнах нижних этажей. Он отошел ближе к средине двора и еще раз, приложив все силы в легкие, закричал, как раненый зверь в предчувствии смерти. Только, снова никто не ответил на его призыв, только его крик возвратился к нему эхом. Он долго стоял еще посреди двора и разглядывал дом в надежде, что мелькнет в каком-нибудь окне знакомый силуэт красивой женщины. Ожиданием он тешил свое сознание и, еле теплившуюся там надежду.

Ближе к полуночи, когда светящимися во всем доме оставались лишь несколько окон, и уже пропала надежда найти женщину, ту самую женщину, которую сегодня нашел и сейчас потерял, он пошел по направлению к автобусной остановке, на которой уже не было людей, да и вряд ли уже ходили автобусы. Постояв немного на остановке, он пошел пешком. К утру приду, подумал он, усмехнувшись, но пришел раньше. Дверь ключом почему-то плохо открывалась, открыли изнутри, открыла жена, Женя.

– Дверь-то за собой закрывать нужно, – немного ворчливо сказала она, когда он вошел в прихожую, оставив дверь приоткрытой. – Весь запах из подъезда в квартиру лезет, голова трещит целый день, а дома даже таблеток от головной боли нет.

Алексей оторопел, он сегодня уже слышал такое, или, почти такое, замечание, но сказанное ему тем – же голосом.

– Я не спала, все ждала тебя. Где же ты ходишь? А ты опять забыл, что сегодня день нашей свадьбы, двадцать один год, как мы вместе, – попрекнула она. – Девчонки уснули, расстроенные, что отец загулял где-то.

– Прости меня, Женечка! – сказал Алексей.

А потом он долго смотрел в любимые глаза любимой женщины и, затем, тихо сказал:

– Я был на свидании. Кажется, с тобой. Ты была такая усталая и старше меня на целых двадцать лет.

Только Женя не придала его словам никакого значения, потому, что считала своего мужа неисправимым романтиком и фантазером.

На свадьбе было весело, но спокойно. Свадьба была похожа на разыгранный спектакль, красивый спектакль. Молодожены были интеллигентны, потому и друзья их, приглашенные на свадьбу, тоже соответствовали им. Тамада, женщина лет сорока, немного полновата, но энергична, с успехом справлялась с проведением свадьбы по сценарию, где все гости были актерами. Молодежь с удовольствием становились героями очередного розыгрыша комичных ситуаций, которые, обычно, заканчивались весело и назидательно для жениха или невесты. Напиваться, пожалуй, не хотелось никому, или переход к такому состоянию откладывался на самый конец этого мероприятия всеми гостями для того, чтобы пока есть такая возможность повеселиться, воспользоваться ею. Для каждого розыгрыша у тамады были подготовлены яркие костюмы, она переодевала в них очередных героев, которых сама выбирала из числа гостей, обучала словам и действиям, и демонстрировался этот маленький спектакль под громкие аплодисменты, смех и крики оставшихся гостей, которые в этот момент оказывались только зрителями. Все эти спектакли крутились только лишь вокруг жениха с невестой с их самым активным участием.

Виктор Михайлович, отец невесты, был немного не в духе, но такое его состояние исходило лишь от его самого: скакало давление, тяжесть в голове и в груди. Чтобы выйти из него, он, когда прошла уже вся торжественная часть, поставил перед собой большую бутылку водки и, пользуясь занятостью своей супруги, Валентины Григорьевны, которая была вовлечена во все мероприятия тамады, стал частенько подливать себе в стопочку этой энергетической жидкости. Сложилось так, что именно на этом участке стола собрались люди малопьющие, и, потому, ему не приходилось кого-то упрашивать выпить вместе с ним, или ждать очередного общего тоста.

Веселье было еще в самом разгаре, когда он почувствовал себя совершенно плохо. Сказав об этом своей жене, он надумал все же удалиться со свадьбы, чтобы не быть обузой для всех. Еще не хватало, чтобы вместо жениха с невестой, он оказался в центре внимания всех гостей. Нашлись люди, готовые проводить его, свадьба проходила в небольшом кафе не далеко от дома Виктора Михайловича.

Оказавшись в постели, он ни минуты не лежал в сознании, все куда-то провалилось, улетело, пропало.

Очнулся он оттого, что кто-то тормошил его, пытался переворачивать или, возможно, пытался посадить. Белые халаты, мелькавшие перед глазами, не интересовали его, он был ко всему равнодушен, просто, он не мог понять, да и не хотел этого делать, что же все-таки происходит? Над ним склонялись, о чем-то спрашивали, но их голоса сливались в его сознании в монотонный гул. Безразлично заметил он, как безжизненно упала на простыню его правая рука, поднятая каким-то человеком, одетым в белое, он не чувствовал этого падения, рука была чья-то, но не его. Он и сам бы мог так просто подкинуть эту руку, да и вообще столкнуть ее с кровати. Около кровати, у его ног, стояла красивая темноволосая женщина, вроде как, знакомая ему своей внешностью, она тревожно смотрела прямо в его глаза, подперев свой подбородок небольшой пухленькой ручкой. Голоса у головы сплетались, плавали и становились то тише, то громче. Они становились все настойчивее, что-то требовали от него, а он, не отрываясь, все продолжал смотреть на женщину, словно ждал только от нее какой-то команды. Она словно поняла его: оторвала руки от подбородка и сделала ими жест, словно просила подняться, оторваться от постели. Он попытался это сделать, но не сдвинулся даже с места. Хотел оттолкнуться от кровати, но не знал, как это сделать, он увидал только двигающуюся руку и подчиняющуюся ему, он ею чувствовал соприкосновения с кроватью. Он, желая выполнить требования темненькой женщины, что есть сил, оттолкнулся от постели и, даже, хотел взмахнуть ногами, чтобы подняться и сесть. Взлетела в воздух лишь одна нога и уперлась в постель только одна рука. Он неловко завалился на бок, лег на чужую руку и, оказавшись на краю кровати, соскользнул с нее и оказался на полу, ударившись лицом. Только боли он не почувствовал, он с трудом стал поворачивать голову, чтобы посмотреть на ту женщину, которая подала ему знак подняться. Кто-то пытался приподнять его, он же пытался понять, почему не может ничего сделать и, представляете, сообразил, что нужно рассчитывать только на ту руку, которая подчинялась его сознанию, мутному и совсем бестолковому, но его сознанию. Нужно только немного приспособиться к такой односторонней неловкости. Одну сторону его приподнимали люди в белой одежде, он же сам изо всех сил стал работать рукой и ногой с другой стороны. Его усадили на кровать, придерживая со всех сторон, о чем-то спрашивали, он не воспринимал их, а вел себя так, словно все это происходило с кем-то другим, только сердце его бешено колотилось в груди.