Станислав Богданов - Последний старец. Крест Судьбы, Огненные скрижали…

* * *

…Только от этого меня увольте, милейший! – устало махнул чекисту собеседник. – Я не из тех господ или по-нынешнему товарищей, что бросаются словами на ветер. Туда-сюда… У меня несколько иные взгляды. В том числе, на сотрудничество с вами. Власть есть власть. Аппарат насилия, то бишь правоохранительные органы, ей, как говорят хохлы, треба позарез. Без них любое государство сгинет на корню. Это будет почище, чем глад или мор! Семь чаш с язвами, что в Апокалипсисе, покажутся детским развлечением! Поэтому, когда вы, милейщий товарищ… – собеседник нахмурил тронутые сединой, русые брови, затопорщил ладонью такой же, стриженный по-аглицки ус, – …уполномоченный ВЧК по Замоскворецкому району, согласно вашему мандату, берётесь распропагандировать меня на сей счёт… Будто наступит время, когда все будут равны, в том смысле, что не будет ни бедных, ни богатых, а карательные органы будут отсутствовать за ненадобностью… Мягко говоря, это наводит на размышления не в пользу вашей конторы да и вас лично.

– Бросьте! – юный чекист в синей кожанке и таком же примятом картузе, перепоясанный туго офицерскими ремнями, с маузером в громоздкой деревянной кобуре был неумолим. – Паче чаяний, наши лозунги верны и понятны! Это мысли древних схоластов и агностиков. Таких как Платон, Сократ… Ну, и христианских философов, включая Нагорную проповедь и Новый завет Иисуса из Назарета! Там что-то говорится про богатого и про угольное ушко, через которое этому богатому трудно будет попасть в рай. Если правильно вчитаться в десять заповедей Сына Человеческого, вот он – коммунизм! Вот оно – совершенное общество! А вы, милейший, говорите – утопия-с…

– Я так не говорил! – усмехнулся «милейший». – Тем более так – утопия-с… Терпеть не могу это лакейское «с». А что до совершенного общества, то помните: в откровениях Иоанна Богослова говорится о внутреннем дворе храма, что на небесах, и что будет спущен на землю. В канун Страшного суда. Толпы людей заполонят его внешний двор, но лишь единицы обретут двор внутренний. И Новый Завет, где говорится: «Много званных да мало избранных». Это как у Бердяева, что взялся проповедовать, будто искусство – удел избранной расы. Словечко-то какое, избранной! Псевдопророк…

– Бердяев?.. Это тот, кого в поэтических и философских салонах называли чёртоискателем? – нахмурил свои карие, круглые глаза юноша из ЧК. – Ну, да ни в нём дело. Дело по-прежнему в вас, дорогой Валериан Арнольдович. И в нас, новой власти. Что представляет интересы трудового народа. Той самой сермяжной, серой массы, что взялась за винтовки в августе 14-го. А сейчас требует мира без аннексий и контрибуции. А вместе с ним – насущного: фабрик, заводов и земли. Надеюсь, он заслужил всего этого, Валериан Арнольдович? Или снова введём подушные платежи! А рабочих заставим гнуть спину на военные заказы. Чтобы шрапнели и гранаты с Сормовского и Путиловского калечили на фронтах германского пролетария и германского хлебопашца? А владельцы этих заводов бесились с жиру…

– Мне ваша мысль понятна, молодой человек, – Валериан Арнольдович перестал крутить ус. – Я вот что подумал: а не пора ли нам присесть? В ногах, как говорится, правды нет.

Он прошёлся по круглой гостиной. Стены были оббиты зелёными шёлковыми обоями стиля «модерн» с портретами в золотом багете. С холста, исписанного маслом, смотрели привычные для старого времени и дикие для нового пейзажи. Парад на Марсовом поле, государь Павел Петрович в облачении мальтийского рыцаря, боярыня Морозова с рукой, вытянутой в двуперстии… В то же время – «Девушка с персиками», «Таинственная незнакомка», «Штурм снежного города»… Вот такие вот вкусы! Изящная мебель с выгнутыми спинками орехового дерева была покрыта замшевыми чехлами от пыли. В правом, то бишь красном углу теплился огонёк над лампадкой, светились золотом золотые оклады икон, с коих сурово взирал лик Спасителя, Богоматери и Архистратига Михаила. Сам хозяин, бывший полковник охранного отделения, что разгуливал в плисовом халате с серебренными кистями, с украинской фамилией Тищенко, симпатизировал большевикам и левым эсерам. Среди последних у него был сильный покровитель. Поговаривали, будто сам товарищ помпред ВЧК. Поговаривали…

– Ну так вот, милейший уполномоченный ВЧК, – Тищенко прохаживался вдоль стены с камином (гора дров была навалена в прихожей). – Ваш с позволения сказать мандат подписан товарищем Петером, полномочным представителем коллегии Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с бандитизмом и контрреволюцией. Видным членом партии левых эсэров. В прошлом… Теперь возникшем в этаком качестве: ловца человеков! Уже здесь мне видится одно непримиримое противоречие. У власти – две партии. Российская социал-демократическая рабочая партия, они же большевики. И товарищи левые эсэры. Они же некогда просто – социалисты-революционеры. А… Так ещё – товарищи анархо-синдикалисты. С товарищем артистом, Мамоновым-Дальским, его опиумными делами. Это не двоевластие – трёхвластие получается на Святой Руси! Не находите, что для сыска, иметь у себя в начальниках и подчиненных представителей трёх независимых общественно-политических течений, это самоубийство?

– Это вопрос времени, – опустил глаза чекист. Его плечи в синей коже, туго стянутые коричневыми ремнями, с хрустом заходили ходуном. – Мы этот вопрос решим, Валериан Арнольдович.

– Ага! Как во времена парижской коммуны. Или Великой французской революции. Мосье Гильотен поможет. Вру или нет?

– Ну, ни без этого. Однако, товарищ Петер прав. Новой власти нужны специалисты такого уровня, как вы. Тем более, сочувствовавшим нашему движению. Боровшихся с царизмом. Меня уполномочили вам заявить, что вы истребованы в должности консультанта по становлению и формированию органов ВЧК.

– Вот как? Ни много, ни мало… Я польщён, разумеется. Отвечу сразу: в любое время ко мне можно обратиться за советом. Или как изволил сформулировать свою мысль товарищ Петер, за консультацией. Пусть направляет ко мне с мандатом любого из своих сотрудников. Любого… – спокойные серые, но с хитрицой глаза бывшего полковника охранки скользнули по молодому, округлому лицу кареглазого молодца в кожане. – Предпочтительнее вас, разумеется. Лихо рассуждаете и анализируете. Знаете дореволюционных персоналий и их связи. Бердяев-то, наш… наш-наш, из агентов под прикрытием. А салон его и не только его – прикрытие для оперативных комбинаций. Так что, первый совет: возьмите на учёт «Б» этих господ. Всех до единого, кто до февраля и октября сего года ругал деспотию. И ждал «с надеждой упоения» в виде гражданских свобод, Учредительного собрания и демократической республики. По английскому или французскому образцу. Это всё наш контингент. Они по мере развала системы политического сыска стали перехватывать наши связи. И подчинять их.