Геннадий Мурзин - Агентура. Сборник шпионских повестей

– Товарищ генерал, не я, а…

– Вот так всегда: чуть что – это, мол, он такой «бяка». С чего ты решил, что капитана Шестакова надо увольнять да еще немедленно?

– Но вы же сами… только что…

– Ну, что, что я?! Погорячился, конечно, чуть-чуть… Сказал пару ласковых капитану – и только. Мало ли… бывает… Я, что, не человек?.. Нервы тоже не железные… Сорвался… пошел вразнос…

– Не понял, товарищ генерал.

– В том-то и беда, полковник, что не понял.

– Не понял…

– Что ты заладил, как попугай, одно и тоже: не понял, не понял. Соображать надо, полковник.

– Но… Что же мне делать в таком случае? Не готовить приказ?

– Нет, приказ обязательно нужен, полковник, но вот какой – другое дело. Более того, с этим приказом надо под расписку ознакомить весь личный состав органов. Всем показать, к чему ведет утеря бдительности. И Шестакову станет хорошим уроком. Я так думаю: надо Шестакова понизить в должности. Пусть-ка побегает годик, другой в замах по оперативным вопросам в том же, шестом отделении. А дальше – видно будет, – и уже, обращаясь ко всем присутствующим, генерал спросил. – Как считаете, товарищи офицеры, это правильно?.. Он не будет на нас в обиде?

Заулыбался генерал. Заулыбались и окончательно оживились все остальные.

Из воспоминаний полковника милиции Плотника:

«…А тем временем задержали Глазкова. Оказался самым заурядным вокзальным завсегдатаем – бродягой. А чего, удивился тот, подошел культурный такой мужик, из интеллигентных. Сказал, что паспорт с деньгами выкрали, дальше ехать не на что. Пришел перевод. Получишь, сказал, – тридцатка твоя. Не дурень, согласился. Встречался ли с ним до того или после? Нет, говорит, никогда!»

Шифровка, поступившая в УМГБ Свердловской области:

«По имеющимся сведениям, агент, оказавшись в затруднительном положении, может пойти на установление связей с законсервированной агентурой. Возьмите под наблюдение:

а) Черемисов Макар Семенович; завербован Абвером в сорок втором в период его нахождения в плену; заброшен на Урал без определенного задания, с целью вживания в окружающую обстановку (с перспективой работы в отдаленном будущем, при необходимости); в настоящее время работает на Невьянском механическом заводе;

б) Серегина Наталья Алексеевна; бывшая фронтовая подруга майора Серегина Бориса Алексеевича; в сорок пятом, перед окончанием войны поженились; Наталья Алексеевна завербована американской разведкой; известно, что ее муж, служивший некоторое время комендантом небольшого немецкого городка Зальцбург, вскоре демобилизовался и по настоянию жены переехал на постоянное жительство в Свердловск; сам Серегин, работающий сейчас редактором газеты, скорее всего, не знает, что его жена подписала обязательство сотрудничать с ЦРУ; сейчас Серегина работает дежурной по станции Свердловск-Сортировочный и пока никаких заданий не получала и не выполняла. Генерал Троицкий».

Из воспоминаний полковника милиции Плотника:

«Прошла еще одна тревожная для всех нас неделя. Видел, что начальство, как говорится, на взводе, нервничает. Москва каждый день подстегивает: чего, мол, медлим; почему нет результата, и когда будет; сколько можно возиться с одним-единственным разведчиком? Москву понять можно: человек – как на картинке. Все про него известно, вплоть до мельчайших подробностей его биографии. Однако, приехав в Свердловск, как в воду канул: нигде его нет. Раз только мы его и видели. Когда стоял перед начальником шестого отделения милиции (теперь уже бывшим) Шестаковым. Везде таскали с собой Глазкова, чтобы тот помог его опознать. Как-никак, а он общался со шпионом несколько часов».

…Село Светлояр Тамбовской области.

Прасковья Николаевна, подоив корову и процедив парное молоко, разлив его по трехлитровым глиняным горшкам-крынкам, составив в ряд на полках погреба, прикрыв каждую из них деревянным кругом, а сверху придавив камешками потяжелее (это, чтобы Муська-пакостница не забралась и не слизала отстоявшуюся сверху сметану; тоже вот, негодница, нет, чтобы мышей, которых развелось нынешним летом видимо-невидимо, отлавливать, так она повадилась лакомиться свежими сливками), то есть, управившись по хозяйству, вышла за ворота и села, освещаемая последними закатными лучами солнца, на завалинку, чтобы отдышаться. Тут же собрались соседки. Стали говорить – о том о сем, сплетничать, косточки деревенским перемывать. Тут Сергеевна, соседка справа, вдова (муж-то погиб в войне), воспитывающая одна троих оставшихся детей (двух парней и девчонку), возьми да спроси:

– Слышь-ка, Николаевна, на селе сказывают: ты намедни телеграмму получила… От кого это, а, соседушка? Уж не от сына ли, Васятки, погибшего в войну?

– Чего ты мелешь, Сергеевна? Виданное ли дело, чтобы от покойника телеграммы получать? – поджав недовольно тонкие губы, вопросом на вопрос ответила Прасковья Николаевна Томилина и замолчала, давая понять, что продолжение этой темы неуместно.

Но остановить соседку уже было нельзя.

– Нет уж, ты все-таки скажи, от кого телеграмма? Секрет, что ли? Все равно не скроешь.

– Это верно: от тебя, болтушки, не скроешься.

– А, коли так, то и не таись. Мы тебе тоже не чужие. Можем и совет правильный присоветовать, по-соседски. С мужем-то тебе не того: он все молчком да молчком. У него всяко слово на вес золота: лишнего не дождешься.

– Да, уж… Как ты, попусту чесать языком не станет.

– А и верно, Николаевна, чего от нас-то прячешься? Аль нельзя? Не на Колыме ли Васятка твой, ай? – вступила в разговор Марфа Силовна Ступакова, жившая одна за три дома от Томилиных.

– Ну, что ты, ей-Богу, околесицу такую несешь, Силовна? Какая Колыма? Верно говорят: язык – без костей.

Отповедь не остановила Ступакову.

– Сама знаешь: в селе все мы – как на ладони… Да вот и председательша…

Томилина встревожилась.

– Что?.. Что председательша?

– Вчерась в сельмаге при всех болтала, будто ты у нее заняла двести рублей; будто чуть ли не на коленях перед ней стояла, умоляя одолжить. Зачем тебе такие деньги, скажи?

– А на другой день, – добавила Сергеевна со своей стороны, – у бригадира отпросилась и убежала в район. Я там недавно была, заходила на почту, чтобы с подружкой повидаться. Так, та сказала, что ты большие деньги отослала. Она не видела кому, но сказывает, что какому-то мужику. Странно все это, соседка. И что ты затеваешь, ума не приложу.

– А еще, – Ступакова решила все, что знает, выложить за раз, – за день, верно, перед телеграммой из района к тебе важный мужик в шляпе приезжал. Сама в окошко видела… При галстуке, с портфелем… Солидный такой. Кто таков, а, Николаевна?